Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

(с) imai-bt

_____________________

5-е июля

Давал интервью журналу Eureka на тему Эндо Мичиро.
Перед интервью хотел подготовиться и освежить сведения, но нигде не мог найти [одну вещь], хоть и везде искал. Может, она осталась в родительском доме? Да нет, должна быть здесь. Но я никак не мог ее найти, а времени уже не было, так что я сдался и поехал на интервью, которое прошло без осложнений. После этого я вернулся домой, и вот сейчас взглянул на полку – #она здесь, #нашлась! #Сказал ''терпеть не могу'', но люблю! Помимо прочего – я думаю, что эта книга мало у кого есть. Это которая #«извращенец в поезде» и #«эробук из торгового автомата». Конечно, про нее знают все, кто любит #Мичиро. 💜
Кстати, этого «извращенца в поезде» мне в старших классах подарила девочка-#панк.
Семнадцатилетний я, получивший в подарок #эробук.
Девочка-старшеклассница, купившая мне #эробук – как она это сделала?
Может, купила в #автомате по продаже #эробуков?
#Эндо Мичиро – это сумасшедшее удовольствие.
#Спасибо, Мичиро-сан.

[Дебютное эссе Эндо Мичиро (The Stalin)
«Сказал ''терпеть не могу'', но люблю!»]

[«Мама, что-то я совсем забыл твое лицо» [название песни и док. фильма]]

[Stalin GoGO
Легенда Stalin]

[На странице можно прочитать следующее:]


____''…рука извращенца крепко сжала грудь студентки. От удивления и растерянности она не могла издать ни звука. А пальцы извращенца, не удовольствовавшись грудью, скользнули вниз и оказались между ног. Вопреки эмоциям, которые испытывала девушки, ее интимные места вдруг стали особо восприимчивы: будто подчиняясь движениям пальцев извращенца, они засочились влагой_____'' – на самом деле я и есть тот извращенец. Я нахожусь в поезде, который едет по линии Сейбу-Икебукуро. Сейчас полдень. [Далее видны обрывки: «эробук», «торговый автомат», «люди, издающие такие книги», «как загнанная лошадь», «жадность до денег», «из любопытства», «модель», «соблазнить игрой в боулинг девочку, сбежавшую из дома», «все наверняка завидуют».]

____как забавы с пластилином, иначе не скажешь. Что касается охоты к работе, то она хоть и присуща моделям-женщинам, моим партнершам, но зависит от целого ряда факторов, что вполне естественно – но на результате это не сказывается, он всегда один и тот же. Тем, кто не верит, рекомендую самим убедиться. Гонорары – очень скудные. Если женщина получает полноценное «модельное вознаграждение», то для мужчины все ограничивается «оплатой проезда». Не так должны относиться к моделям. Да еще к тем, кто составляет сущую малость относительно числа женщин. Конечно же, это дискриминация мужчин, иначе не скажешь.

Но вот «Извращенец в поезде», где я работал недавно – там было забавно и интересно. «Отчего?!» – спросят меня. Оттого, что там была не «тайная комната», а «общественное место». Снимали в поезде: при свете дня, всё чинно и солидно ([или все же не совсем]?). Для меня, ощущающего себя эксгибиционистом – музыканты все такие – это воспринималось в точности как уличный концерт.

Гигантские города типа Токио сплошь состоят из «общественных мест». Кстати, в лав-отелях и доходных комнатах индустрия «тайных комнат» цветет пышным цветом.______ [Далее снова обрывки: «набились битком», «даже стадо__», «в такой атмосфере__», «кавайная школьница», «прямо так __ гамбургеры», «салариман», «хоть выжимай», «набив живот комплексным обедом», «весь вагон целиком [оказался в содержимом?] желудка», «запачкавшись, посреди вони__», «и эти самые общественные места__ куда подальше», «__ на расходы». ]

__________________________


 

@темы: THE STALIN, колка дров, BUCK-TICK, ktsmyrsk!, анархия-кун, "я подумал: «Хм-м»"

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"1977: Автобиография Ягами Тору" (глава четвертая + послесловие)

Сегодня этому дневнику исполняется пять лет.


__________________

Просьба не репостить за пределами diary.ru.

NB: DO NOT retranslate/repost/otherwise use ANY part of this on facebook, tumblr, blogspot, etc., and DO NOT steal the scans.

_________________________

4.
ЯГАМИ ТОРУ


Да, я уже стал ветераном – и у меня, само собой, стало больше кохаев. Бывает – и нередко – что они обращаются ко мне за советом.

Tetsu из D'ERLANGER, например.

С Tetsu я познакомился уже давно, сразу после того, как они дебютировали. Было это, по-моему, в 1989-м. Значит, уже почти тридцать лет прошло.

Он и в гости ко мне часто приходил. Совсем не меняется: каким был, таким и остался. Всегда оказывал мне уважение. «Аники, аники!» – так он меня окликает. Но для меня он скорее не кохай, а давний приятель.

Когда D'ERLANGER решили воссоединиться, он приехал ко мне, чтобы об этом сообщить.

Я не то чтобы хотел давать ему напутствия, а просто высказал свои мысли по этому поводу.

Вот они распались, а теперь решили собраться во второй раз. Поэтому я сказал: «''Второго второго'' раза уже не будет. [? 一回解散して再結成してるわけじゃん。だから「再々結成はないよ」って。] Годы не стоят на месте, и надо дорожить тем, что имеешь». Такой был разговор.

С Tetsu из D'ERLANGER, на совместном лайве 7-го июля 2012 года.

Что касается техники игры на барабанах, каких-то методик… С Tetsu я об этом не говорю, а с другими кохаями… Ну, бывает, что да.

Просто я играю уже давно – и, соответственно, смотрю на игру человека и в большинстве случаев сразу вижу, где у него идет перенапряжение. И понимаю, что может получаться слишком большая нагрузка.

Например, Shinya-кун из DIR EN GREY.

Он надевал Power Ankle и с ним жал на педаль бас-барабана.

Есть люди, которые из-за отягощения на лодыжке заработали себе перелом хрящей ступни. Считали, что с тяжестью лучше. Но там разница слышна только потому, что темп замедляется и таким образом выходит laid-back-эффект. И если так играть, то года через два-три обязательно что-нибудь сильно себе повредишь. …Я его вызвонил и все это ему сказал. Лезу не в свое дело, да.

Ну, когда я был молодой, меня сэнпаи вроде Такахаши Макото-сана тоже ведь учили разному.

Просто я хочу, чтобы у них хорошо шли дела, поэтому и говорю.

Кроме того, когда я слышу от человека, что он с любительских времен слушает BUCK-TICK и что я оказал на него влияние – я думаю, что, пожалуй, стоит дать человеку напутствие.

Когда играют на барабанах не очень нормальными способами, это приводит к травмам. Я знал драммеров, для которых разрыв сухожилий стал концом профессиональной жизни. У них были воспаления, а они терпели и продолжали играть.

Я хочу, чтобы с моими знакомыми по возможности такого не случалось. Хочется, чтобы их профессиональное долголетие продлилось – вот и всё.

Ну, потому что достаточно посмотреть, как человек барабанит – и сразу все видно. Например, те, у кого во время игры идет колебание туловища по вертикали – у них это обязательно отразится на пояснице. В молодости все нормально, а потом хрящи уменьшаются в размерах, и неизбежно образуются всякие грыжи.

Здесь самое лучшее, что можно сделать – это предотвратить.

Мне пятьдесят пять, и у меня есть реальное ощущение того, что чем дольше я играю, тем лучше мне это удается.

И сейчас тоже. В этом году я играю лучше, чем в предыдущем, а сегодня – лучше, чем вчера.

Возможно, эта разница совсем крошечная. Но я, тем не менее, ощущаю твердый прогресс.

Есть люди, которые говорят, что из-за возраста уже не могут играть такой же быстрый бит – но у меня с этим нормально. Могу его играть до сих пор.

Хотя, конечно, и не точно так же, как в двадцать с чем-то лет. Это быстрый бит с тем ощущением, которое у меня есть в мои пятьдесят пять.

Как бы сказать… Расход топлива стал более рациональным.

В молодости с этим плохо. Носишься как американская тачка.

А сейчас – как эко-кар. Звук тот же, но силы понапрасну не тратятся. Теперь добираюсь до цели по прямой.

Этому я научился, наблюдая за другими людьми.

Вот, например, Джон Бонэм.

Я полюбил его в 90-е годы, когда пошла вторая волна популярности Лед Зеппелин, выпустили сразу несколько пластинок с ремастерингом – и я смог повторно убедиться в его крутизне.

В детстве я под влиянием старшего брата и сестры слушал «Эмигрантскую песню» – но было ощущение абсолютно пассивного слушания.

А став профессионалом, я заново понял, насколько это круто.

В те времена мы с моим приятелем Минато (Масафуми)-куном [бывший ударник Dead End] вместе увлекались Бонзо. Часто ходили в магазин в Шинджюку, где продавались бутлеги, покупали там видео, пиратские диски – и изучали. [Понятно. Так и запишем. В случае чего предъявим.]



Друзья в этой сфере… Если говорить о коллегах-драммерах, то вот как раз с Минато-куном, пожалуй, я знаком дольше всего.

Мы с Минато-куном принадлежим к одному времени.

Он присоединился к DEAD END почти тогда же, когда мы совершили дебют. Помню, прошел слух: «В DEAD END пришел офигенный драммер!»

Тогда я послушал альбом «shambara» – и подумал, что это очень неожиданно и круто.

Поэтому я сам подошел к Минато-куну и попросил его со мной дружить. Я никогда и никому такого не говорил, кроме Минато-куна: ни до, ни после.

С Минато Масафуми, близким другом.

Кохаи?.. Они у меня очень заботливые. Угощают все время. (Смех.)

Несколько лет назад я выпивал вместе с (Кано) Акирой-куном из Kishidan. Он мне говорит: «Ани-сан, пора домой собираться», а я на него как наехал: «Я еще пью, нечего меня домой отправлять». …Да, одна морока с такими сэнпаями. (Смех.)

Но у меня не только среди музыкантов есть хорошие близкие друзья. Есть те, с кем я приятельствую еще со времен Такасаки.

Есть Мацумото-кун, с которым мы подружились в четвертом классе начальной школы. Как и я, он тоже сначала жил в центре города, а потом переехал в Ооруи. Видимо, из-за схожих обстоятельств мы и стали друзьями.

А в средней школе он стал басистом Shout, моей первой группы. То есть мы с ним были еще и партнерами по ритм-секции.

На летних каникулах ездили вдвоем в Каруидзаву, чтобы заняться пикапом. Но ни он, ни я не пользовались успехом у девушек, так что никакого пикапа у нас не вышло.

Мацумото-кун потом устроился в обычную нормальную компанию, где работает до сих пор – и наверняка проработает до пенсии. С моей точки зрения это что-то совершенно выдающееся.

У меня, если сравнивать с этим… получилась довольно-таки необычная жизнь.

Ведь я до сих пор живу в Токио. Никогда не думал, что так надолго здесь задержусь.

Если бы я наотрез отказался в тот момент, когда Юта за мной приехал, то меня бы сейчас здесь не было. Думаю, я так бы и работал в Такасаки на арматурном заводе. Хотя, мне кажется, такая жизнь сама по себе вовсе не плоха.

Но я здесь. Занимаюсь музыкой, играю на барабанах в BUCK-TICK… и тут уже ничего не сделаешь. Такова реальность.

Рад ли я, что сделал такой выбор… Хм-м, даже не знаю.

То, что я музыкой зарабатываю на жизнь и могу играть, не занимаясь подработкой – да, это настоящее благословение. Если брать этот аспект, то моя жизнь очень неплоха.

Но я просто очень реально смотрю на вещи.

Наверное, потому, что из всей группы только у меня да у Аччана есть опыт службы в компании.

[Прошу прощения за то, что] так говорю, но работа музыканта – это [мыльный пузырь,] нечто абсолютно из сферы несолидных развлечений. [Уже второй раз говорит о работе музыканта как о 究極の水商売, kyuukyoku no mizushoubai. Kyuukyoku no – это «ultimate, абсолютнейшний», а mizushoubai – буквально «торговля водой» < - - «несерьезное/ненадежное дело». Но это слово издавна использовалось конкретно для обозначения кабаков с девицами в веселых кварталах – и в наше время продолжает использоваться как термин, объединяющий бары, ночные клубы и секс-индустрию. Первоначальное значение «несерьезное дело» совсем не кажется распространенным. Но он последовательно использует именно такое уподобление, и я даже не знаю, о чем это может говорить.]
Это как лотерея.

Мы в нее, кажется, выиграли. И получили возможность тридцать лет работать на профессиональном уровне. А дальше наступит такая фаза, когда и популярность пойдет к закату, и здоровье. Избежать этого нельзя. Вообще никак.

И весь вопрос в том, сможешь ли ты мужественно произнести слова «игра окончена», когда это произойдет.

Вот что действительно важно. Поэтому, мне кажется, надо всеми силами стараться прожить свои дни так, чтобы ни о чем не сожалеть.

Чтобы потом с улыбкой сказать: «Ну, вот и всё!» Это то, чего я хочу.

Я уже не думаю о том, чтобы присоединиться к еще какому-то коллективу, кроме BUCK-TICK. Какие-то проекты или помощь – это да, но опять где-то начинать с нуля – немыслимо. Для этого я уже слишком долго играю в одной группе.

Тем не менее, если меня куда-то позовут поработать в качестве драммера – я, возможно, приму предложение.

Но в этом случае я буду играть как Хигучи Такаши. Не как Ягами Тору.

Все же «Ягами Тору» – это когда я в BUCK-TICK.

Для всех остальных ситуаций подойдет уже и «Хигучи Такаши».

В квартире, где впервые началась самостоятельная жизнь.

Хочу еще сказать о барабанах.

Когда я только начинал, то был доволен уже тем, что барабаны вообще хоть как-то звучат. Но постепенно я становился все более привередливым. Еще когда жил в Гунме, часто задумывался на тему звучания.

Мне всегда хотелось такие барабаны, у которых бы звук хорошо раздавался.

Почему – потому что когда я играл лайвы в Гунме, там часто не было звукоусиления для барабанов. А если и было, то такое, что хоть обходись без него. Вокал, гитара, бас – они проходили через звукоусилители. А барабаны звучали как есть. Так было в большинстве лайвхаусов.

Так что если твои барабаны сами по себе не звучали громко, ты был в пролете.

И вот я не переставая раздумывал, что же мне делать. Хотя куда там разбираться в таких вещах в нашей деревне. Но главной мыслью для меня было то, что я хотел стать хорошим драммером.

В итоге я решил сделать том-томы из меди.

Если посмотреть фотографии моих самых первых лайвов и из раннего периода BUCK-TICK, то видно, что у том-томов очень специфическая форма. На самом деле это были медные тимбалесы: я их разрезал и сделал том-томы. Вообще они должны быть длиннее, но я просто разрезал тимбалесы и покрасил. Заводской опыт пригодился. (Смех.)

Медь – она очень звучно раздается, ведь это же металл.

В гримерке Toyohashi Kagoya Hall'а. Начало серии "семь лайвов за восемь дней".

Но я изучал этот вопрос все более глубоко – и в итоге пришел к vintage-барабанам. У них высокий уровень резонанса, звук разносится хорошо и громко. То, что я использую в последнее время, сделано из акрила, который называется Vistalite, и из нержавеющей стали.

В фирме Gretsch работа[ет] человек по фамилии Мацуки. Его называют «дядя Гретч», и многие музыканты его просто обожают. Он и обо мне проявлял очень большую заботу.

Раньше, в годы работы в магазине музыкальных инструментов Ishibashi, он был представителем американского Vintage Drum Center'а. Показывал мне список того, что у них есть, и заказывал понравившиеся модели. Так я стал обладателем многих vintage-барабанов, и у меня это уже превратилось в манию. (Смех.)

Сколько их у меня? Не знаю. (Смех.) Раньше, когда я только-только начал самостоятельную жизнь, у меня в тесной комнате были кучей навалены snare-барабаны и том-томы. Я недавно давал интервью для Drum Magazine и вытащил на свет много своих старых барабанов. Но то, что я показал – это примерно четверть от общего количества.

У меня одних snare-барабанов, наверное, штук пятьдесят. Когда я давал то интервью, журналист вдруг сказал: «Я непременно хочу посмотреть и старые модели[, о которых вы рассказываете]». Но эти старые модели – они же лежат в самой дальней части хранилища, стафф будет недоволен. Говорю: «Показать-то я могу, конечно… Но для того, чтобы все достать, понадобится часов пять. Будете ждать?» (Смех.) Так что вот как их у меня много.

Иногда я думаю, зачем мне столько – но я ведь играю в группе, и как человек, занимающийся этим ремеслом, я очень сознательно к нему подхожу. Разве кому-то захочется есть у повара, который продукты для всех блюд режет одним и тем ножом? И рыбу, и мясо, и фрукты. Это же не будет вкусно. Профессионалы используют для сашими один нож, а для западной кухни – другой.

Когда Имаи и Хиде говорят мне, что хотят услышать в звучании определенные нюансы, я думаю: «Так, ясно» – и у меня должны быть наготове необходимые подручные средства. Я хочу быть экипирован для любой задачи.

В этом смысле мой подход к работе не изменился с заводских времен. Я всегда хочу находиться на профессиональном уровне.

Такасаки: подарил студии TAGO барабаны, получил от города почетную грамоту.

Что я могу сказать о человеке по имени Хигучи Ютака…

Он мой младший брат. Не годится такой ответ? (Смех.)

Когда он родился, то был такой хорошенький, кругленький, прелесть.

Помню, я очень сильно обрадовался, когда мама сказала, что у меня будет брат. Ведь до этого я был единственным ребенком.

Есть фотография, где я держу его, младенца, на руках – и сам весь разулыбался. Кроме того, на какую фотографию ни посмотри – я его везде держу за руку. То есть да, я был очень рад.

Он ведь самый младший. Конечно же, был всеобщим любимцем.

Поэтому в тот период, когда он пошел не по той дорожке, все очень переживали. «Да что же это Ютан творит», типа. А вот чтобы мы с ним вместе играли в игры… Не помню такого.

Когда я начинал играть на барабанах, у меня вовсе не было мечты, что я буду в одной группе с братом. Чтобы Юта на чем-то играл – да ну, что за мысль.

Причем он всем своим приятелям жаловался, что вот, старший брат стучит на барабанах, от грохота некуда деваться. То есть ему это было непонятно.

Так что для меня все случилось внезапно, в один день. Прошел слух, что Юта собрался играть в группе с парнями из фуджиокской школы. «Юта?.. Это шутка, что ли?» Но однажды я услышал, как в соседней комнате кто-то очень хреново играет на басу.

Заглянул туда. Юта смотрит в ноты и играет на бас-гитаре – Greco, по-моему. Он купил ее себе сразу, как только решил, что будет играть в группе.

Учиться у S.P он начал позже. Не у меня, у гитариста: попросил преподать ему основы.

[Мои чувства,] когда я увидел его с бас-гитарой в руках… Ну, рядом всегда были музыкальные инструменты, так что мне показалось, что это в определенной мере на него повлияло. Но я, помню, думал – интересно, сколько это продлится. Я посчитал, что это не более чем хобби, и даже подумать не мог, что они собираются стать профессионалами или что-то в этом роде.

И я также не думал, что у Юты есть талант к игре на басу.

Хотя в этом парне и нет ничего сильно выдающегося, и дарованием его не назовешь, но он упорно практиковался – и в итоге стал таким басистом, без которого этой группе не обойтись.

«Похожи»? Ну… Может, и так.



Хиде?.. Кажется, впервые мы с ним встретились у Имаи. Или, возможно, его кто-то привел к нам домой. Не сказал бы, что он производил какое-то сильное впечатление. Так что встречу я особо не запомнил. Подумал – «тихий парень». Примерно такой же был, как сейчас.

Кстати, я был у него дома. Он жил в доме при рыбном магазине, а в саду квохтали куры – «ко-ко-ко-ко». Говорю ему: «Ты держишь кур? Надо же». Оказалось, он когда-то купил на вечерней ярмарке разноцветных цыплят, а они выросли большие и теперь каждое утро кудахтали со страшной силой. (Смех.)

В компании остальных он тоже всегда вел себя спокойно, говорил негромко. Когда слушал других – мог и посмеяться, но по своей инициативе никаких разговоров не заводил. Он и сейчас такой же.

Мы собирались у Аччана или у Хиде. Хиде жил на линии Тобу-Тоджё, и у него дома все могли расслабиться. Помню, как мы все у него сидели и смотрели концерт AUTO-MOD в зале Коракуэн.

А [однажды], когда Хиде принимал ванну, Имаи кинул в нее кусок мисо[, как бомбу]. (Смех.) [Или даже несколько?? Детали неясны, но он не случайно уронил, как где-то упоминалось, а очень даже специально.]

В гримерке лондонского лайвхауса, с Имаи и Хошино.

Имаи по сравнению [с Хиде] сильно выделялся. Когда я с ним впервые встретился, у него волосы были окрашены перекисью. То есть они не были черные. Я еще подумал: «Неужели он действительно учится в школе?»

Когда я шел к Имаи, я поднимался по аварийной лестнице за табачной лавкой и стучался в окно, и он открывал. Всегда предлагал Shounen Jump и кофе UCC – я благодарил и брал. [Точнее, «благодарил» словами «warui ne» – как бы «извиняй[, что приходится со мной делиться»]].

Имаи часто ездил погулять в Токио вместе с Араки. У него в комнате было много всего познавательного. Журнал «DOLL», сингл «FRONT LINE» группы THE STAR CLUB. В то время нигде во всей Гунме нельзя было такого найти, кроме как в комнате у Имаи.

Но он впервые сам со мной заговорил лишь где-то через год после нашего знакомства. До этого я всегда первый его окликал. И вот проходит год – и Имаи внезапно говорит: «Ани, слушай-ка…» Я так удивился: «Э?.. Неужели Имаи со мной заговорил?»

Переехав в Токио, Имаи поселился в Араиякуши – но я не помню, чтобы ездил к нему в гости. Да, и в самом деле. Вот к Аччану и к Хиде я ездил часто – наверно, потому, что и у того и у другого была ванна.




Аччан… Красавец типа «герой-любовник». Тихий.

И при всем том, какой он клёвый, он еще очень скромный и всё делает на совесть. И все в него такого влюбляются – и мужчины, и женщины.

Так как сначала он был ударником, то во времена Hinan GO-GO я учил его каким-то базовым вещам вроде установки барабанов. Узнав, что Аччан купил себе барабаны Pearl, я пришел к нему домой и обучил его нескольким ритмическим схемам.

У него хорошая память. Он быстро схватывает. И рефлексы у него очень даже неплохие – поэтому он хорошо водит машину.

Кстати, когда Аччан стал вокалистом, я его попросил лишь об одной вещи:
«Держись так, чтобы выглядеть лидером».

Вокалист – это лицо группы, и даже у самого подходящего могут возникнуть затруднения. Вот если отступит на шаг назад – тогда и возникнут.

А чтобы выглядеть лидером, нужно выйти на шаг вперед. Именно этого я от него хотел.

Аччан всегда так и делает.

Он лидер BUCK-TICK. Я его очень уважаю.




Такасаки – это, конечно же, очень дорогое для меня место. Хоть и жил я там только до двадцати трех лет, пока меня не похитил Юта.

Я и сейчас часто туда возвращаюсь. Еще совсем недавно, как только выдавался свободный период, я сразу ехал туда на неделю или дней на десять. С друзьями выпить, все такое.

В те времена я очень скучал по родным местам и не мог дождаться, когда смогу в очередной раз туда съездить. Но с годами эти чувства стали постепенно притупляться.

Тем не менее, для меня эти места особые, как и прежде.

Даже не знаю, в чем тут дело.

Родные края вызывают ностальгические чувства – и поэтому, когда я приезжаю туда, у меня возникает желание задержаться подольше. Это ведь действительно своя родная провинция, и там как-то расслабляешься. Наверно, потому, что в этом городе я вырос.

Знакомился с разными людьми, бывал в местах, которые открыли для меня музыку.

До нас там были Химуро-сан и Хотэи-сан. В те времена, когда их имена гремели в нашей провинции, я смотрел на них как на суперзвезд.

Ведь их совместное выступление со своими проектами – Хотэи-сана с ZIGGY RIGGY и Химуро-сана с Death Penalty – собрало в тогдашней Гунме пятьсот человек.

Как-то я пошел в репетиционную студию при местном [магазине] Shinseido Rock Inn и увидел у входа нескольких девушек, которые кого-то ждали. Спросил у директора, что это значит. Он сказал – «это фанатки, которые ездят за Хотэи-саном».

В другой день приехал – снова вижу девушек. «Опять фанатки Хотэи-сана?» «Нет, сегодня – Химуро-сана.» Вот такие были времена.

А знакомство с Хотэи-саном прошло очень впечатляюще.

Это было на первом или втором году старших классов. Я тогда играл в хакобане.

Знаете, что такое «хакобан»? Это группа, которая играет в питейном заведении и как бы прикреплена к нему.

Отец сказал: «Если ты так хочешь играть на барабанах, то я тебя отвезу в одно место» – и представил меня знакомому владельцу бара. Предложил поиграть в тамошнем хакобане.

Мои выступления перед аудиторией начались с праздника в средней школе, в составе копибэнда Carol – ну, а продолжились в этом самом хакобане, в распивочной.

Руководитель хакобана был человеком нетипичным.

Он являлся каким-то профессионалом местного уровня в области исполнительских искусств, и у него в конторе было оборудовано нечто вроде маленькой студии, где можно было записать простую демокассету.

И в этой студии я познакомился с Хотэи-саном. Уже в эту первую встречу он произвел на меня огромное впечатление.

При том, какой у него рост, он был еще и на платформах с высоченными каблуками. И в джинсах-клеш.

Казалось, что голова у него упирается в потолок.

Да еще он был такой талантливый, гитарой владел потрясающе. Я не сомневался в том, что он уже наполовину профессионал: занимается чем-то в Токио, а сейчас вот приехал домой. И тут он протягивает мне руку и говорит: «Будем знакомы: Хотэи, учусь в школе «Нииджима Гакуэн»».

«Э?! В школе?!»

Я спросил, сколько ему лет – и оказалось, что у нас разница всего один год. [На самом деле меньше чем полгода: оба родились в 1962-м.]

Я не мог поверить, честно.

Хотэи-сан тогда носил длинные волосы, и сперва трудно было понять, мужчина это или женщина. И такой великан при этом. А еще он был кохаем аники, так как ходил в ту же школу, что и он.

Такой выдающийся человек, да с настолько яркой внешностью. При этом совсем ненамного меня старше.

Поэтому я думал, что мне-то уж точно не стать профессионалом. Во всяком случае, без группы это будет невозможно.

Благодаря этим людям я с самого начала отказался от мысли строить карьеру драммера-одиночки.




Впервые я женился в 1995 году. Мне было тридцать три.

Хотя вообще-то я думал, что если занимаешься не честной цивильной работой, а таким делом, то жениться не стоит.

Потом родилась дочь. И мое отношение к барабанам, пожалуй, немного изменилось. Ведь мне теперь надо было прокормить этого ребенка. Изменились эмоции, которые я вкладывал в работу.

Но семейные отношения не задались, и мы разошлись, когда дочери было восемь лет – она училась во втором классе.

Я в то время ходил очень нервный. У остальных участников тогда как раз начинались сольные проекты. И самочувствие у меня было плохое. А главное – реальный факт развода.

Ведь со мной произошло то же самое, что и с отцом.

Я считал его эгоистом – а теперь получалось, что я и сам такой.

В 2006 году я женился во второй раз.

Удалось встретить подходящего человека. Живем счастливо. Хотя, по-моему, меня держат под каблуком. (Смех.) [По-японски идиома звучит по-другому, намного более непосредственно: не "держать под каблуком", а "尻に敷く"/"shiri ni shiku", то есть буквально "подложить себе под задницу[, чтобы было мягче сидеть]". Или как бы "постелить и сесть сверху". Некоторые Гугл-картинки очень иллюстративны.]

Супруга очень следит за тем, что я ем. Наверно, именно поэтому я в свои годы отлично себя чувствую. Раньше постоянно простужался, а теперь – практически нет.

Часто слышу от нее: «Если будешь болеть – доставишь неудобства группе».

А ведь мне и отец это часто говорил.

При каждой встрече.

«Раз работаешь в ансамбле, то не должен создавать сложности для остальных». «Следи за здоровьем». Буквально все уши прожужжал.

В последнее время я часто вспоминаю подобные вещи.



Отец? Мне кажется, отец у меня был хороший.

При том, что он транжирил деньги на выпивку и женщин. И я думал, что абсолютно точно не хочу таким быть. Но по мнению людей, знавших отца с давних пор, я становлюсь все больше на него похож.

У меня тоже есть такое ощущение, что да, все-таки я папин сын.

Кстати: у меня на груди есть родинка, и у покойного аники она тоже была, на том же месте. А у Юты ее нет.

Поэтому я в детстве ему говорил: «А тебя на речке нашли» – и он как принимался реветь. Вот такой я был злой.

Отец умер, когда мне было тридцать девять. То есть шестнадцать лет назад.

Прожил всего лишь до семидесяти. В итоге его сломил рак. Стали делать операцию, разрезали – и увидели, что там оно уже повсюду, сделать ничего нельзя.

На похороны пришло много людей. У моего отца был очень широкий круг знакомых.

Я как старший из фактических сыновей [??? 実質的な長男, jisshitsuteki – это «реальный» в противоположность «номинальному». То есть, видимо, «по факту», а не «по документам» – что странно, так как был еще один брат] выполнял на похоронах основные обязанности [буквально «стоял главным скорбящим»]. С этим буддийским храмом нас связывают глубокие узы. Священник даже учился с отцом в одном классе. Он начал было читать сутры, но у него вдруг прервался голос. Я поднял голову, смотрю – а он плачет. Когда я это увидел, то тоже не смог удержаться от слез.

С той поры у меня вечно глаза на мокром месте.

Отец, конечно, мне говорил, что «надо обязательно быть сильным, сынок».

Особенно после смерти аники.

У меня внутри это осталось как наказ – но, похоже, после [тех похорон] он как-то рассосался. Я стал совсем плаксивым, чуть что – сразу пускаю слезу.

Я постоянно осознаю, что приближаюсь к тому возрасту, когда умер мой отец. Осталось пятнадцать лет. Если удастся прожить больше семидесяти, то это мне здорово подфартит… О таких вещах тоже часто думаю.

Отец никак не хотел признавать [моих успехов]. В том, что связано с группой.

Когда Юта забрал меня в Токио, все случилось очень внезапно, и я никого не успел предупредить.

Поэтому нам домой некоторое время звонили мои приятели, а отец им сообщал: «Такаши уехал в Токио развлекаться». По его мнению, всякие там группы – это было «развлекаться».

Потом, когда вышел «HURRY-UP MODE» и оказался на первом месте в инди-чарте, я весь из себя гордый позвонил ему, думал – обрадую. А он говорит: «Тайо Рекордс? Независимое продюсирование? Идиот! Заплатить кому-то денег и записать пластинку – это и я могу!» (Смех.)

Но, когда я ему позвонил и рассказал про контракт с Victor, то это он, конечно, одобрил. Сказал – давай, старайся.

Разумеется, больше всего мне хотелось признания именно от него, от отца.

Потом он бывал на лайвах, когда мы приезжали в Гунму. Во время тура «Aku no Hana» приходил в Gunma Ongaku Center.

Когда я возвращался в родной дом, он по вечерам водил меня в свой любимый снэкбар. Меня там уже знали в лицо. И заставляли петь в караоке «JUST ONE MORE KISS» и «Aku no hana».

По-моему, отец был очень доволен.

Хигучи Йошицугу, отец. Дом в Ооруи.

Мать… Она, конечно, просто уникум. Но в то же время она очень любящий человек.

После развода с отцом она постоянно держала в Такасаки снэкбар. Он назывался «Snack Senshuu». Ее партнерами по бизнесу были большие шишки из крупных компаний города, и дела шли очень хорошо. Да, у обоих родителей – отличная деловая хватка, что у одного, что у другой.

Но, в отличие от отца, она всегда очень поддерживала [мои начинания].

Когда я позвонил и рассказал ей о выходе «TO-SEARCH», она сказала: «Ну, тогда привези мне штук сто» – и купила их. Ни один музыкальный магазин столько у нас не брал. (Смех.)

Пластинки мама вручала посетителям. Говорила – «это группа моего сына и его друзей». А когда наставало время платить по счету, оказывалось, что туда включена цена пластинки – как само собой разумеется. Да, моей матери палец в рот не клади. (Смех.)

В снэкбаре были тренировочные барабанные поверхности и палочки. Бывало, когда я там появлялся, родители приводили своих детей, которые учились играть.

Бывший участник cali=gari Такеи (Макото)-кун мне однажды сказал: «Когда я учился не то в средней, не то в старшей школе, меня родители привели в «Snack Senshuu». Там как раз были вы, Ягами-сан, и я непосредственно от вас получил урок игры на барабанах». Я так удивился.

В общем, «от отца кнут, от матери конфетка».

Или, например, в средней школе я занимался в секции пинг-понга. Ученики первого года занимались исключительно тем, что подносили мячики сэнпаям. Возможность потренироваться отсутствовала.

Я рассказал об этом маме. Она ответила: «Не дают тренироваться? Ну что ж, ничего не поделаешь» – и купила мне стол для пинг-понга. Поставили его в саду. И ко мне приходили одноклассники, чтобы вместе потренироваться.

То есть вот так круто – взяла и купила стол для пинг-понга.

Она вообще не жалела денег на все то, что касалось учебы. Когда мы с Ютой были в начальных классах, она нам нанимала домашних учител[ьниц?].

Но мы были малолетними сорванцами и никого не слушали, а как только что-то было не по нам, мы шли к маме и ябедничали на учительниц, что те над нами издеваются и мучают – за чем следовало мгновенное увольнение. У нас их так несколько человек сменилось.

Вот такие мы были коварные дети.

В Snack Senshuu, с мамой и старшей сестрой.

Онэ-чан – благодаря ей я узнал много новой музыки.

Под ее влиянием я уже с младших классов слушал Soul Train, black music, разные ночные радиопередачи.

Вообще она умела удивить.

Ей все больше нравилась «черная» музыка, и сразу после выпускного она сделала на голове «афро». Второй такой девушки в Такасаки не было.

Клево же, правда? Говорят о продвинутой молодежи [«now-na young»] тех времен – вот онэ-чан как раз и была ее представителем.

Аники… Он был застенчивый.

Фотографий по тем или иным причинам осталось мало. Да он и не любил фотографироваться.

Он не был не из тех, кто постоянно энергичен и на позитиве. Без особых эмоций на лице грузил в машину драмсет – и ехал к приятелям, которые просили помочь. В основном было так.

Но вот я сейчас думаю, что он очень хорошо играл. Мне до сих пор вспоминается, как он сидел за барабанами. У него была очень точная манера игры.

Мне двоюродная сестра сказала одну вещь. [«itoko» – возможно, «двоюродный брат», но до этого он отдельно упоминал только двоюродную сестру.] «Все-таки у о-аники-сана было к этому больше задатков» – вот что она сказала. Причем это было уже после дебюта.

Да, аники сыграл очень большую роль в моей жизни, даже огромную: ведь если бы не он, я бы не начал играть на барабанах, а кроме того – я взял его имя.

Когда он был жив, мы с ним очень дружили.

Аники, с которым мы были наполовину связаны кровными узами.

Наверно, он и сейчас наблюдает за тем, как я играю на барабанах… и радуется.

Так мне кажется.

Тору, старший брат. В Ооруи.

Наверняка я стал тем человеком, которым являюсь, благодаря семье, в которой вырос.

Любовь к музыке, которую испытывали онэ-чан и аники, оказала на меня очень большое влияние. Отец с матерью тоже любили музыку.

Все-таки среда играет большую роль.

Есть ведь и семьи, где к музыке совершенно не питают чувств – в последнее время мне кажется, что если бы и я родился в подобной семье, то не было бы меня теперешнего.

Стал бы опытным мастером-арматурщиком, работал бы на этом поприще без устали. Унаследовал бы также отцовскую компанию и стал заниматься в Такасаки строительством.

Я не из тех людей, для которых без музыки нет жизни. Уже несколько раз это говорил, но повторю еще раз: я такой человек, который все время собирался вернуться к цивильному труду.

По фотографиям в этой книге видно, как все-таки интересно устроен человек. Лицо меняется в соответствии с тем, что делаешь в данный момент. Когда я работал на арматурном заводе, у меня было лицо арматурщика. Когда играл рок-н-ролл – лицо рокнролльщика.

Лицо меняется в зависимости от среды. Поэтому сейчас у меня бактиковское лицо.




Сейчас я уже не собираюсь возвращаться к цивильной работе. Буду трудиться в BUCK-TICK столько, сколько смогу.

До тридцати девяти лет меня больше всего беспокоил вопрос физических сил. Для ударника необходимо, чтобы они в определенной степени присутствовали, так как в работе с барабанами физический элемент выражен чуть больше, чем у гитариста или у басиста.

Когда силы придут в упадок и ты начнешь представлять собой жалкое зрелище, то лучше разом прекратить этим заниматься. Так я и хотел поступить. Думал – все равно же нельзя продолжать вечно… Но после сорока мне постепенно удалось взять себя в руки.

Это не значит, что я обладаю такой уж большой силой духа. Скорее наоборот: я из тех, кто все время трясется. [Или все же «кто всегда нерешителен и сомневается»? 揺れ動くタイプ].

Просто я уже устраивался на работу. А для Имаи, Хиде и Юты первой работой стала группа BUCK-TICK. И для них даже не стоял вопрос о том, продолжать или не продолжать. Потому меня и притащили в Токио насильно, хоть я и сказал «не хочу».

А у меня уже был какой-то опыт.

Я думал: «Вот мне в красках живописуют эти мечты – хорошо, допустим. Но что же это за зарплата – семьдесят тысяч иен?» На арматурном заводе в Гунме я мог бы легко получать триста.

«Выходит, музыкантам платят меньше?» Я такого совсем не ожидал. (Смех.)

Но у участников была мечта, и я им завидовал – это я могу сказать точно.

Так что это они привели меня туда, где я сейчас нахожусь.

Я уже успел отказаться от этих грез, но благодаря им они снова передо мной возникли. [Трудно перевести: １回諦めた夢を、見せてもらってるっていうかさ。Участники как бы заставляют его видеть dreams, показывают их ему. В прошлой главе он использовал тот же оборот, когда рассказывал, как хотел все бросить: «меня просто заставляют видеть сны/мечты», но я пошла по легкому пути и написала «все равно это одни грезы». Не знаю, как адекватно передать. ]

Сейчас о многом вспоминаешь и думаешь: какой же все-таки извилистый путь я прошел за свои пятьдесят пять лет.

Но сколько бы там ни было зигзагов, теперь оглядываешься назад – и понимаешь, что все же этот путь [оказался] абсолютно прямым.

Потому что в том, как я живу свою жизнь, я никогда не вру.

Ведь если наврешь, то все равно попадешься.

Если говорить о том, есть на свете ками-сама или нет – я всегда жил с ощущением, что за моей жизнью кто-то наблюдает. Поэтому я не могу заниматься какими-то странными-непонятными вещами. В этом смысле – да, я думаю, что ками-сама есть.

А у людей, которые влезают во всякие преступные дела, такое ощущение отсутствует. Им не кажется, что на них кто-то смотрит. Поэтому они с легкостью творят плохие вещи.

Я таким быть не хочу.

Просто хочу и дальше жить до конца предназначенного мне срока по-своему: честно и без вранья.

Что касается срока, отпущенного мне как музыканту группы BUCK-TICK – я не знаю, когда он завершится, но хочу продолжать выполнять свои задачи до самого конца. Только одно условие. Когда BUCK-TICK закончится, я больше не хочу работать со своим младшим братом. (Смех.)

Захочется ли мне поиграть на барабанах на следующее утро после того, как BUCK-TICK прекратят деятельность… Не знаю.

Имя «Ягами Тору» на этом тоже прекратит свое существование, так что даже не знаю, как там будет дальше. Будет ли мне хотеться играть на барабанах?.. Или не захочется на них играть нигде, кроме BUCK-TICK?..

Во всяком случае, я больше не буду заниматься музыкой как «Ягами Тору».

Но каждый раз писать «Хигучи Такаши (бывший Ягами Тору)» – это такая морока… О, а может, пускай будет «Ямагами Тору»? (Смех.) Кто знает, тот знает – но на нашем первом диске «TO-SEARCH» так по ошибке написали мое имя. Я стал «Ямагами Тору», а Имаи – «KOTOBUKI IMAI». (Смех.)



И все же я думать не думал, что смогу играть так долго.

Участников групп на свете столько же, сколько звезд на небе – а вот тех, кто играет до таких пор, можно пересчитать по пальцам.

Мне это удалось благодаря группе. Насколько трудно музыканту встать на ноги – это я понял еще в Гунме, наблюдая за многочисленными сэнпаями. Понял отчетливо, буквально до боли.

Чтобы чего-то в этом плане добиться, надо быть действительно очень особенными людьми.

Мне вполне хватает реализма, чтобы это сознавать.

И я – такой, какой я есть – нахожусь здесь потому, что эта группа ровно настолько крута. Ребята, которые просто любили музыку и вообще не владели техникой – они смогли воплотить эту мечту.

1977 год. Я начал играть на барабанах. А потом мне вдруг дали увидеть эту мечту – общую для всех нас.

Конечно же, это не та мечта, которая является во сне: она не уходит с пробуждением, а остается.

Я хочу сделать так, чтобы она продолжала быть здесь и сейчас. Поэтому – «IT'S A NOW!»


_________________________________

Послесловие


1977 год. Мне десять лет.

И до того дня, и после него – рядом со мной всегда был старший брат и его барабаны.

Сначала мне казалось, что это просто невыносимый грохот. Но я и сам не заметил, как привык к этим звукам.

В своих воспоминаниях я вижу спину аники, который сосредоточенно играет на барабанах, не замечая ничего вокруг.

Потом и Ани начал играть.

У меня два аники, и их образы накладываются один на другой.



Когда Аччан стал вокалистом, мы остались без ударника.

Как я только не обхаживал и не уговаривал Ани: положение было отчаянное, и только он мог нам помочь.

В конце концов я без предупреждения вломился в родной дом и увез Ани практически силком.

Это было необходимо для BUCK-TICK.

А еще я очень не хотел, чтобы Ани бросал барабаны. Наверно, это тоже сыграло большую роль.

Рядом со мной с детства были два моих брата и звуки их игры на барабанах.

Конечно же, мне не хотелось этого терять.

Характер Ани таков, что он множество раз устраивал со мной откровенные разговоры – начистоту, без недомолвок.

Во всяком случае могу сказать, что именно благодаря этому я старался изо всех сил двигаться вперед.

Ани – абсолютно прямой и очень добродушный человек, который никогда не врет.

Думаю, потому и группа все это время продолжала существовать.



2018 год. Мне пятьдесят один.

Ани и его барабаны – они и дальше будут рядом со мной.



Хигучи Ютака

______________________________

1977: Автобиография Ягами Тору

Записал, составил и отредактировал
Канемицу Хирофуми («Онгаку то хито»)

Фото на обложке:
Сасахара Киёаки

Дизайн:
Йошицугу Шюнпэи

Оказали содействие
Сакураи Атсуши
Имаи Хисаши
Хошино Хидехико
Хигучи Ютака

Такахаши Макото

Кикучи Тэцу
Минато Масафуми

Окавара Такеру
Мацумото Йошихиса
Маэда Нобухиде


Banker Ltd.
Victor Entertainment
Редакция «Онгаку то хито»

 

запись создана: 13.07.2019 в 00:19

@темы: 1977, колка дров, BUCK-TICK

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"1977: Автобиография Ягами Тору" (глава третья)

_________________________

Просьба не репостить за пределами diary.ru.

NB: DO NOT retranslate/repost/otherwise use ANY part of this on facebook, tumblr, blogspot, etc., and DO NOT steal the scans.

_________________________

3.
BUCK-TICK


Конечно же, major debut заставил вздохнуть с облегчением. Ведь я с ходу заявил остальным четверым безо всяких экивоков: «Если через три года не появятся какие-то плоды – возвращаюсь в Гунму». А еще без спросу лезли мысли о том, что я ведь для них сэнпай, самый старший – и поэтому должен нести за них ответственность. Так что, наверное, и поэтому тоже.

Но тут настало окончательное понимание: нет, теперь уж я не могу бросить BUCK-TICK.

Вот только нам сказали, что будут нас продавать «как visual artist'ов», а с этим оказалось довольно сложно.

Человек, который изначально об этом заговорил, работал не в музыкальном подразделении Victor, а в визуальном. Поэтому наш major debut нашел воплощение в форме концертного видео «Bakuchiku Genshou at the LIVE INN», а сингл мы не выпускали еще целый год.

И хотя у нас все уже было определено с major debut'ом, мы не ходили на голове от радости по этому поводу: выяснялось, что major debut сам по себе еще совсем не гарантирует коммерческого успеха.

Так что испытывали мы вовсе не безумное счастье, а скорее настороженность.

В интервью времен «HURRY UP MODE» я говорил:

«Это наш последний инди-релиз», «Извините, конечно, но две инди-пластинки – это перебор».

Ну, понимаете, я находился под огромным влиянием Эи-чана. Поэтому у меня было очень сильное стремление пробиться наверх.

Конечно, попасть на мейджор-лейбл – это здорово, но выпустить на нем пластинку – не конечная цель, а лишь один из шагов к тому, чтобы в итоге хорошо продаваться, а если этого не будет – то какой смысл. Вот такие мысли всегда были.

Если не будет успеха – нет и смысла. И я очень четко это понимал, хоть и был сынком богатеньких родителей. Так что, я думаю, людям из Victor было со мной сложно. При том, что остальные четверо у нас парни хорошие и покладистые.

И потом… я ведь по-прежнему жил в Асагае.

Да, вместе с Ютой, в квартире без ванны.

И мне, конечно, хотелось поскорее вырваться из бедной жизни и переехать в жилье, где будет ванна.

Постановочное фото из инди-времен (около 1986 года.)

А в Тоёшима Кокайдо на нас хоть и пришли восемьсот человек – но это все касалось только Токио.

Сразу после того концерта мы с альбомом «HURRY UP MODE» поехали в первый тур по стране. Вместе с нами поехал Саваки-сан.
Мы как следует поездили по провинции – в частности, сыграли в киотском «Такутаку».

Тур этот был очень трудный. Например, в Сакаи мы выступали на одной сцене с местной группой, и пришедшим людям мы были неинтересны: они хоть и находились на зрительских местах, но вели себя так, будто нас нет. Выступаем уже на пределе, выбиваемся из сил – а они даже краем глаза не посмотрят. Настолько, что думаешь – ну нет, так просто не может быть само по себе, неспециально.

Казалось, в Токио наше имя уже потихоньку начинало хорошо продаваться – а вот в других регионах до этого было еще очень и очень далеко, что мы непосредственно на себе и ощутили.

И мы в этой ситуации, несмотря на определенность с мейджор-дебютом, не чувствовали никакой бурной радости. Да и жизнь наша совсем не изменилась.

Правда, в сентябре у BUCK-TICK появилась своя собственная контора. Обязанности менеджера до сих пор исполнял наш друг из Гунмы – а теперь им стал профессионал, досконально знающий эту сферу. То есть постепенно начала создаваться обстановка[, соответствующая новым обстоятельствам.]

Тем не менее, открыть эту контору было нелегким делом: в самом начале мы вообще снимали помещение у другой конторы, которая вела чужой фэн-клуб.

Первоначальный оклад составлял семьдесят тысяч иен.

Стало лучше, чем когда мы функционировали сами по себе, но жизнь все еще оставалась тяжелой.

Мы совершили дебют, у нас была своя контора – но мы с Ютой все так же снимали вдвоем квартиру за тридцать тысяч иен, и мне хотелось поскорее оставить такую жизнь позади.

Что касается остальных участников…

Они у нас все люди благородные – в наилучшем смысле – и особо не жадные. Кто поднимал тему гонораров, так это я.

Так что первое время надо было надавать по заднице, чтобы кто-то сдвинулся с места.

Ну, просто ни у кого в группе не было опыта крайней бедности. Никто не относился к нищим слоям в истинном смысле этого слова.

В Асагае я влачил катастрофически жалкое существование.

В видеопрокате, куда я устроился благодаря знакомству с Мацуи-саном, у меня был гибкий график – это очень спасало. Но потом видеопрокат закрылся, и я стал работать в салоне игровых автоматов. Из-за лайвов я не мог приходить в свою смену, и меня уволили. Ничего удивительного, конечно.

Короче, подрабатывать не выходило, денег не было. Нищета крайняя.

Мы с Ютой жутко скандалили по поводу того, что покупать: одежду или рис. Бывало, наскребешь последние пяти-десятииеновые монеты – и, звеня этой мелочью, идешь за рисом. Высыпаешь ее на прилавок и говоришь: «Пожалуйста, дайте ровно на эту сумму». Дядя из рисовой лавки испытывал к нам сострадание и часто делал скидку.

В общем, расходы на еду урезались до минимума – а надо было еще и на сцену в чем-то выходить. У меня была карта магазина «Маруи», и я по ней покупал одежду. Кредит для этого брал. На пиджак от Arrston Volaju.

Потом никак не удавалось погасить этот кредит – и три дня пришлось питаться Baby Star Ramen'ом [сухой снэк, похожий на жареный рамен].

Нам даже воду отключали.

Когда не платишь за коммунальные услуги, сначала всегда отключают телефон, а потом – электричество и газ. Воду, я помню, отключили в последнюю очередь – но все-таки отключили.

Конечно, отключение воды – это было большое расстройство. Выворачиваешь кран – все равно не льется.

Но на самом деле это просто значило, что приходил человек из водоснабжения и перекрыл вентиль рядом с квартирой. Мы его самовольно открыли обратно, и вода опять пошла. Виноваты, извините.

Кстати, что касается воды – на баню тоже было жалко денег, поэтому голову часто мыли над раковиной.

Летом-то еще нормально: холодная вода – в самый раз.

Но зимой мыть голову холодной водой – это был просто ужас. А водонагревателя у нас, конечно, не было [как и чайника а газ отключили изверги].

Да, а вы знаете? Когда холодная вода льется на голову, это ощущается не как холод, а как боль. Поэтому зимой мы вдвоем с Ютой всегда мыли головы и вопили: «Ааааа, больно!», стоя в тесноте над кухонной раковиной в этой чертовой конуре. [а вдвоем наверное чтобы теплее было]

Возможно, именно из-за такой жизни я в ту пору похудел до сорока восьми килограммов.

В Гунме я весил пятьдесят. А в лучшие времена, когда работал на заводе – около шестидесяти.

То есть от асагайской жизни я похудел на целых двенадцать кило. [Тяжкие воспоминания влекут за собой сомнительную арифметику.]

Разумеется, люди худеют, когда не едят. Организм не обманешь.

А в самые тяжелые времена – к родителям, плакаться.

Я не занимался подработкой, поэтому на жизнь вообще ничего не тратил. Но от деятельности группы все же поступали небольшие доходы.

Когда вышел «TO-SEARCH», мы немного заработали на продаже мерча. Продавали в лайвхаусе сет из трех предметов: постер, зажигалка и стикер. Вырученные средства пустили на покупку расходных материалов: гитарных струн, палочек и кожи для барабанов. [На самом деле «кожа» – это уже давно только название. Как правило, используется синтетика, а по-русски это вообще называется «барабанный пластик».]

Но костюмы покупались уже не из общей копилки: их каждый должен был оплачивать самостоятельно.

Все были бедные, поэтому костюмы постоянно одалживали друг у друга.

К примеру, у Имаи была красная рубашка, я ему говорил «одолжи» и после стирки надевал сам.

И еще Мацуи-сан одалживал костюм.

Помню, я не знал, что мне надеть на «Taiyo Matsuri», и тогда Мацуи-сан предложил мне свой костюм эпохи 暴威 [暴威 (boui) – «тирания». Так BOOWY писали свое название до 1982 года] – в стиле милитари, с красным воротником. Сказал: «Если есть желание, можешь воспользоваться». Увидел, что я в сложной ситуации, и пожалел меня.

Так что да, то время было… hungry, короче.

В инди-времена, у транспортного средства под названием "BUCK-TICK", которое колесило по стране.

Но хоть я и жил крайне бедно, у меня не было мыслей типа – «да ну, больше не хочу, все бросаю и возвращаюсь в Такасаки».

Во-первых, у нас у всех было большое желание этим заниматься.

А во-вторых – уже чувствовалось, что положение будет неуклонно становиться лучше.

Я очень хорошо помню, как записывался наш видеодебют «Bakuchiku genshou at the LIVE INN». Съемки проходили 16-го июня, в день рождения Хиде.

Это был лайв в Shibuya LIVE INN, и оттуда в качестве лучших мест выбрали «TO-SEARCH», «HURRY-UP MODE» и «MOON LIGHT».

После этого мы сразу приступили к созданию «SEXUALxxxxx!»

Это была наша первая запись у мейджора, и самым главным изменением стало то, что в ней принимал участие высокопрофессиональный стафф. Поэтому звучание качественно отличалось от всего предыдущего.

Звукорежиссером, которого нам тогда дали, был человек по имени Ямагучи Шюджи-сан. Он специализировался на работе с такими японскими рокерами, как Blue Hearts и Yellow Monkey, поэтому у него были совершенно другие методы записи, и звук тоже получался совершенно другим.

В ходе записи я его однажды рассердил.

Кажется, мы тогда записывали заглавную песню – «SEXUALxxxxx!». Меня сильно обеспокоило звучание snare-барабана, и я сказал Шюджи-сану:

«Snare звучит как-то не по-моему».

Шюджи-сан сказал «хорошо, я понял», опустил все фейдеры на пульте – и, добавив «ну, тогда продолжим завтра», ушел домой...

…Я из-за этого здорово струхнул.

И потом, когда мы все сидели и выпивали, празднуя окончание записи, я извинился перед ним.

Сказал – «простите, что сказал нахальную вещь».

Он ответил: «Да нормально, это же ваш альбом. Вы его сами продюсируете, так что здесь нет ничего неправильного».

И мог же он такое сказать – о нас, зеленых новичках, которые всего несколько месяцев как заключили контракт с мейджором и совершенно ни в чем не ориентировались.

Но все же был такой момент, что звучание, которое получалось на выходе – оно в значительной степени соответствовало звукорежиссеру. И если об этом не сказать, то релиз так и мог выйти с каким-то странным звучанием.

А мне приходилось встречаться с самыми разными звукорежиссерами. Были среди них и странные люди, и такие, которые мне не нравились. Бывают и те, кто все делает исключительно на «отвяжись».

Барабаны – это ведь, строго говоря, акустический инструмент. И микрофон просто фиксирует издаваемый ими реальный звук. Но изредка попадаются люди, которые даже не подходят послушать этот живой звук, а просто крутят ручки на приборной доске, чтобы отвязаться: того, что они слышат из микрофона, им достаточно.

И такому отношению мы подвергались именно потому, что были новичками.

Это касалось не только звукорежиссеров: с журналистами [печатных изданий] было то же самое. Разговаривали с нами сверху вниз, задавали дурацкие вопросы [ いい加減な質問ぶつけられたり].

Просто мы тогда не только впервые записывались на мейджоре, но и впервые начали давать интервью как мейджор-музыканты. Ну, всякое бывало. И я в таких случаях как бы тащил группу за собой… Вернее, я же был самый старший.

Поэтому на интервью того времени разговаривали только мы с Ютой. Остальные трое были очень тихие.

Ну, было какое-то понимание того, что «если я не сделаю, никто не сделает!» Даже что касается альбомов: музыку я не пишу, но тексты писать приходилось.

Промежутки между релизами выдавались слишком короткими, и хотелось облегчить Аччану жизнь. Две песни: «FEAST OF DEMORALIZATION» и «DIZZY MOON». Вот такой был загруженный период.

Когда мы делали «SEXUALxxxxx!», запись занимала около месяца. Потом этот срок стал все больше сокращаться.

Аччан и Имаи, Аччан и Хиде – в таких комбинациях усердно ездили в промопоездки по стране. Поэтому не было времени для того, чтобы вся группа могла собраться в студии. Делать нечего: начиная с «SEVENTH HEAVEN» стали записывать каждого по отдельности, а потом соединять – и метод записи, таким образом, изменился.

Как-то было такое, что в студию доставили сразу пять тысяч листков разноцветной бумаги: региональные музыкальные магазины, которые продавали много наших пластинок, использовали эти листки как бонусы к предварительным заказам.

Так что мы сидели и в поте лица подписывали листки, один за другим – но на второй тысяче сломались. Так что три тысячи листков остались неподписанными.

Но и две тысячи автографов поставить – это очень тяжело. Юта, к примеру, даже воспаление сухожилия себе заработал.

Конечно, поднимать продажи – это важно, но если теряешь из-за этого возможность играть на инструментах, то остаешься тогда вообще без всего. А нам ради этих автографов пришлось даже остановить запись.

И в студии тогда воняло этими маркерами… Действительно тяжело было.



Попав на мейджор-студию, я очень многому научился в плане музыки.

Так как мы были новичками, Victor назначали для работы с нами людей, которые выполняли нечто вроде продюсерских задач – как Шюджи-сан, например.

И был также Накаяма Цутому-сан.

Он был клавишником, работал на поддержке у PANTA-сана из группы Zunou Keisatsu. Человек невероятно широких знаний. Для нас он явился первым настоящим покровителем[, которому мы очень обязаны].

Очень милый и добрый человек. Сейчас думаешь – какую же необыкновенную доброту он проявлял к группе новичков, которые вообще ни черта не умели.

Другой бы на его месте разозлился и ушел домой, и в этом не было бы ничего странного – так мы играли. А он находил чем расцветить нашу игру, добавлял в нее какие-то великолепные яркие нюансы. Мы были ему действительно очень благодарны.

Лично я теперь очень критически смотрю на наши тогдашние записи. [? Или просто "лично мне теперь тяжко их слушать"?当時の音源は今聴くと、個人的には厳しいよね。]

Записывали все с одного раза на «три-четыре», и если барабаны, бас и вторая гитара были в порядке – использовали этот дубль, пускай даже что-то другое было с косяками. [На самом деле,] если Юта и Хиде ничего не запороли – то и нормально, вот такой уровень. [?!? Абсолютно непонятно. «Другое» – это вроде как Имаи и Сакураи, поэтому, по логике, все должно быть наоборот. Но я не знаю, как еще можно понять его слова. だって「せーの！」で一発で録ってるから、ドラム、ベース、サイドギターがOKだったら基本的にそのテイクを使うんだ。他がしくっててもけっこうそのまま。ユータとヒデがしくってなければまあOKだろうっていうレベル。]

Если приводить конкретные примеры… Заключительная песня на «SEXUALxxxxx!», «MY EYES & YOUR EYES». Я там стучу по кромке барабана, по закрытому ободу. И был момент, когда я случайно сдвинулся с позиции [и промахнулся] – если прислушаться, то слышно, как звук вдруг меняется.

Сейчас бы это однозначно пошло в брак. Но в то время считалось, что если нет ошибок в главном, то пойдет и так.

Но все же нам очень повезло с Victor в том, что нас там не подвергали тотальному отрицанию и не пытались что-то чем-то заменять в звучании. Они всегда старались извлечь максимальный потенциал из того, что у нас было, и в то же время всерьез думали над тем, как бы это еще сильнее улучшить.

Например, оригинальным названием альбома было «SEXUAL INTERCOURSE», но они сказали – так слишком откровенно. Может, пускай лучше будет «SEXUALxxxxx!»?

То есть даже это было идеей стаффа. И по мере того, как подобных вещей накапливалось все больше, они становились движущей силой для группы. [?そういうひとつひとつが積み重なって、バンドの勢いができていったところはあるよね。]

Встреча с фанатами, названная "Major Debut Party".

После дебюта у нас сразу же стало очень много дел.

Насколько много?

Ну как… Я отлично помню сцены, которые разворачивались между промоутером из рекорд-компании и нашим менеджером, когда они воевали по поводу нашего графика.

«А так разве не пойдет?»
«Да нужен же хоть один выходной! Это [не выходной, это] день, когда они возвращаются.» [?「ここはいけるでしょ」「１日くらい休ませてあげてよ！だってここ戻り日じゃん」]

Постоянно можно было слышать, как где-то рядом идут такие разговоры.

После лайвов проводились интервью или что-нибудь подобное – это было обычным делом. Я тут разбирал фотографии, чтобы найти подходящие для этой книги, и нашел одну, где мы на церемонии вручения наград лучшей новой группе, и еще одну, где я сижу в зале у консоли аудиоинженера и слушаю звук. И на обеих стоит одна и та же дата. То есть, видимо, провел саундчек, загримировался, побывал на вручении наград, потом вернулся в зал и сыграл лайв. Вот такой был график. Сейчас это кажется просто немыслимым. Выезжая в туры, недели две проводили в провинции, потом на два-три дня возвращались в Токио, потом опять на две недели в провинцию… и так повторялось без конца.

Так что квартплата платилась зазря.

Я проводил дома два-три дня в месяц, не больше. Думал – лучше бы каждый раз снимал какое-нибудь краткосрочное жилье.

А когда выпадал редкий выходной, я стирал накопившиеся вещи, забрасывал их в сушилку, потом ложился спать – и на следующий день снова отправлялся в разъезды. То есть жизни не было вообще никакой.



Настоящая известность, конечно, пришла тогда, когда мы снялись в рекламе CDian. Да, та самая, старая-добрая, где «супербас взрывается фейерверком» [«juteion ga bakuchiku suru»].

Мне кажется, как только мы появились в рекламе этого проигрывателя от Victor, мы тут же стали знакомы всем и в лицо, и по названию.

Конечно же, большое впечатление произвела визуальная сторона, этот наш образ с поставленными волосами. Мы носили такие прически еще с инди-времен, но визажистов-парикмахеров, как сейчас, у нас не было – и мы, разумеется, все делали сами.

В то время никакие там начесы нам не были знакомы, поэтому мы вытягивали волосы, наносили лак и фиксировали феном – то есть действовали бесхитростным обстоятельным методом. И в самом конце как бы немножко прилизывали.

Обычно вся процедура занимала два часа.

Но если прямо с такой прической лечь спать, то восстановить ее потом можно за тридцать минут. Поэтому во время туров мы мыли голову раз в три-четыре дня, не чаще.

И чтобы во время сна прическа не очень сильно портилась – спали на боку.

Короче, безумно трудно было ее поддерживать!

Да, кстати. Момент, когда я подумал: «Кажется, мы действительно стали хорошо продаваться» – он случился в тот вечер, когда я сходил на лайв одного знакомого в Shinjuku JAM и шел обратно через Кабуки-тё. С поставленными волосами.

Прохожу мимо двух девушек типа «офис-леди» – а они говорят: «Ва, прямо как BUCK-TICK!»

Парень, с которым я шел, ответил: «Это он и есть!» Но они не поверили.

То есть да, чувствовалось, что в то время телереклама обладала огромным эффектом.

Почему мы начали ставить волосы?

Лично я начал это делать, когда был в S.P.

В то время у меня не получалось красиво поставить волосы. Тогда даже не было лака Daiei Spray. Хотя, может, и был – но, наверно, я просто о нем не знал.

Просто хотелось как-то выделиться внешне. Я любил панк и позитив-панк, так что стал этому подражать.

А когда пришел в BUCK-TICK, была мысль, что если мы все будем ставить волосы, то обратим на себя внимание.

В то время многие играли панк и ставили волосы, но настолько радикально, как мы, этого не делал никто. Хотя поначалу у нас не было намерения доводить их до такой длины и так высоко ставить. Просто денег ни у кого не было, на парикмахерскую в том числе. И волосы отрастали.

Само собой, чем длиннее становились волосы, тем выше они ставились.

И тут уж мы заметили – «а хорошо, когда они длинные!»

Так что истинная причина вот такая. Денег не было, волосы отрастали – и возникал броский вижьюал.

Может, и прозаично – но реальные факты вообще удивительно часто такими оказываются.




Ситуация у нас выглядела так: мы выпустили свой первый мини-альбом «ROMANESQUE», а через три месяца – третий альбом «SEVENTH HEAVEN».

То есть после мини-альбома трехмесячный промежуток – и затем полный альбом. Безумие какое-то.

Плотность графика уже не лезла ни в какие ворота.

Наверно, это получалось потому, что мы были очень молодыми. Нам что-то говорили, мы отвечали «хай-хай» и бросались все выполнять по пунктам.

В то время кто-то из Victor нам сказал:

«Когда Southern [All Stars] только начинали, они были загружены так же сильно».

И мы такие: «Ну, раз Southern, то и нам придется, что ж делать». Так оно было на самом деле или нет – никто не знает, конечно.

А в промежутках мы ездили в туры по стране. Действительно безумие. Но вот на Tohoku Rock Circuit было весело.

Изначально это было задумано как event, который должен был помочь группе Laughin' Nose вернуться к активной деятельности: им пришлось ее приостановить из-за несчастного случая на лайве под открытым небом. [Цитата из интервью 1987 года с группой Casba: TS: What is the thrash/death metal scene like in Japan? TH: The scene here is getting bigger and bigger these days -it's really cool. But unfortunately, there was a big, tragic accident about 2 months ago. A Japanese punk band called LAUGHIN' NOSE was playing in front of a big crowd of about 3,000 people. After playing 3 songs, the disaster took place: the whole crowd started to tilt towards the stage and people fell over one another as a result. 3 people died and many were injured. A real tragedy! Because of this accident, bands like us are strictly regulated to play in big-capacity halls and this really hurts! I hope it becomes better in the future.] И вот event-агент предложил им устроить тур по северо-востоку, чтобы потихоньку вернуться на сцену. Если бы они выступали одни, то это привлекло бы к ним лишнее внимание, поэтому в первом отделении выступали другие группы, и все они только что дебютировали. BUCK-TICK, LA-PPISCH, ANGIE и PERSONZ. И были еще The Ryders и ROGUE. [Про ZIGGY почему-то не сказал.]

Сценического времени у всех было минут по пятнадцать, не больше. Группы начинающие, молодые, силы девать некуда. Соответственно, по ночам сплошные развлечения.

Вот только денег ни у кого не было, поэтому выпивку брали в алкогольном магазине и пили у себя.

Там мы со многими группами подружились… Но что творили – это жуть, конечно. (Смех.) Тарарам стоял на всю округу.

Вообще если говорить о встречах, то очень важным было знакомство с Мориокой (Кеном)-чаном во время записи «SEVENTH HEAVEN». Рекорд-компания его холила и лелеяла – еще до того, как были созданы SOFT BALLET. Он сыграл для нашего альбома на клавишных. Я его спросил, сколько ему – и с удивлением узнал, что он на пять лет младше меня. То есть уже в двадцать один год вел такую энергичную трудовую деятельность.

Вклад Мориоки-чана в наш альбом был просто прекрасным.

Теперь уже можно раскрыть, что Аччан сказал про интро к альбому: «Я хочу, чтобы развитие аккордов звучало как в Диснейленде». И уже на следующий день Мориока-чан нам это принес.

Все были в единодушном восхищении. «Вот это круто! Да он гений!»

И нечто напоминающее радио в начале «PHYSICAL NEUROSE» – это была идея Мориоки-чана. Вообще альбом «SEVENTH HEAVEN» во многом получился именно благодаря ему.

А через четыре месяца – наш первый мейджор-сингл, «JUST ONE MORE KISS».

Сингл к рекламе CDian.

И в конце года мы получили награду как лучшая новая группа.

«JUST ONE MORE KISS» был с самого начала задуман как сингл «двойного назначения». Решено было сделать песню для рекламного ролика, которая выйдет в качестве сингла. И рекорд-компания сказала: «Имаи-кун, напиши нам сингл».

Вроде бы невозможно на такое просто сказать «да? Ну ладно, хорошо» и сделать, что велели. А он взял и сделал.

Наверно, именно в то время я впервые почувствовал талант Имаи. «Ну парень и крут» типа.

И до этого он иногда говорил чудные вещи. К примеру, на вопрос о том, при каких обстоятельствах была написана песня «MEMORIES…» с «SEVENTH HEAVEN», отвечал: «Мне во сне явился Тачи Хироши и под акустическую гитару напел». То есть он проснулся, вспомнил и написал песню.

Прямо какая-то шаманка-медиум.

Похоже, на него и в самом деле как будто что-то нисходит, и вот он пишет.

В профессиональной среде [талант] Имаи шлифовался, и, я думаю, в то время он как раз находился в процессе активного левел-апа.

Лондон, памятное фото в последний день записи

Направленность, в которой работала группа BUCK-TICK, тогда уже практически сложилась, так как мы все это время продюсировали себя сами. Мы не хотели задействовать продюсера-японца, так как это внесло бы в наши записи ту специфическую окраску, которой мы тоже не желали.

Но это само по себе являлось проблемой.

«А если музыкальный спектр будет сужаться? А если новые стимулы перестанут приходить?» – похоже, что продюсера нашей рекорд-компании беспокоили все эти вопросы.

Поэтому он предложил нам шотландца по имени Оуэн Пол, который изначально был автором-исполнителем собственных песен и являлся, что называется, продюсером нового поколения.

Я узнал, что он родился в один год со мной – но, несмотря на это, уже попадал в британский чарт на третье место, то есть успел профессионально состояться.

Поэтому было решено, что он станет продюсировать «TABOO». Для нас это был первый продюсер, да еще, внезапно – иностранец. Запись проходила в Лондоне.

Впечатления от встречи были из ряда вон выходящие.

Несмотря на то, что ему было всего лишь двадцать шесть, в голове у него словно были собраны все на свете учебники по року.

Я думал: «Неужели это правда мой ровесник?»

В Японии, например, мне не доводилось встречать людей с такими энциклопедическими познаниями в области музыки.

То есть я до глубины души почувствовал, что да: там, где все непосредственно [зародилось и происходит], дела обстоят совсем по-другому.

До начала записи Оуэн с каждым из нас в отдельности побеседовал, задавая вопросы вроде: «Какая музыка тебе нравится? Какие группы любимые?»

Выслушал и сказал – «ясно, значит, сделаем в таком ключе», то есть составил предварительный план.

Был выбран достаточно темный образ, а барабаны – глухие [букв. "dead"], в духе Bauhaus.

«Сначала напишете все песни, потом как следует попрактикуетесь и приедете». Пообещали Оуэну, что так и сделаем – но в итоге приехали в Лондон, ничего не подготовив.

Да, из-за чудовищной загруженности мы совершенно ничего не успели сделать.

Поэтому первое, что произошло в Лондоне – это то, что Оуэн на нас разозлился и отругал. [-に怒られた – буквально это «рассердился», но фактически употребляется как «наорал».]

Страшный разгон устроил. «Вы же обещали, что приедете уже готовыми к записи!»

Тогда я тут же решил самостоятельно приступить к настройке барабанов – а он мне: «NO!»

Ты, говорит, не разбираешься в этой студии.

И вот он, Оуэн, вдвоем со звукорежиссером стал настраивать барабаны, чтобы получился тот очень глухой звук.

Для меня это стало потрясением, которое действительно многому меня научило. Здесь абсолютно все отличалось от студийной работы, знакомой мне до тех пор.

Dead-звучание барабанов, достигнутое с помощью одеяла — также абсолютно новый опыт.

Запись барабана началась на третий день после прибытия в Лондон.

А предыдущие два дня были целиком и полностью посвящены настройке барабанов. То есть исключительно выстраиванию звуковой схемы.

Спрашиваю: «Почему определение звука занимает столько времени?»

И слышу в ответ: «Потому что это будет basic sound, а мы думаем над каждым звуком по отдельности, чтобы ни один не затерялся, как бы они ни наслаивались друг на друга. Это требует времени».

Я подумал – ясно, так вот откуда возьмется структура звучания.

И у остальных участников был такой же опыт.

Имаи плохо удавалось арпеджио, и Оуэн ему объяснил: «Ты недостаточно зажимаешь этим и этим пальцем, поэтому звук неуверенный».

То есть как самый настоящий учитель. Еще и на гитаре играл отлично.

[Мы] до сих пор то и дело используем методики, которым научились у Оуэна. И на записи сначала как следует настраиваем барабан, а потом уже сверху наслаиваем все остальное.

Иначе говоря, придерживаемся лондонского стиля.
[Оуэн Пол говорит обо всем этом пару слов здесь и здесь. Основное: они «еле-еле умели играть» и «приехали вообще без песен». Кстати, именно в Лондоне Ани написал текст «FEAST OF DEMORALIZATION», чтобы «облегчить Аччану жизнь».]

Да, кстати: а Имаи тогда забыл в Японии демокассету с «Silent night».

Сейчас можно попросить кого-то прислать файл, но в те годы все писалось на кассеты.

И тогда Имаи из того, что смог вспомнить, сделал еще одну демокассету прямо там, на месте. Когда сделали эту запись и вернулись на родину, оказалось, что вышло совершенно непохоже на демку, забытую в Японии. (Смех.)

В итоге мы пробыли в Лондоне около месяца, но сама запись фактически велась дней двадцать.

В Лондон за нами вслед примчались разные люди из таких журналов, как PATI PATI и B-PASS. Так что было и много интервью.

Также ездили на фотосъемки в сельскую местность: сели в фургон и отправились в деревенский домик. Мы думали, что как-то странно таким заниматься, приехав в Лондон [??] – но настроение было отличное, потому что нам удалось впитать массу всего нового в музыкальном плане. [??? 田舎の方までロケに行ったし、ワゴンに乗せられて山小屋にも行った。ロンドンに行ってもこういうことやるのかと思いつつ、音楽的には新しいことをいっぱい吸収できたから上機嫌でさ。]

Окрестности Лондона, перерыв в съемках.

Казалось, если так будет и дальше – то и альбом получится отличный, и группа пойдет дальше в хорошем направлении, получив новые импульсы для развития.

Но тут…




Я тогда совершенно перестал соображать, полная пустота в голове.

Вышел «TABOO» и с ходу занял первое место в чарте. Два вечера подряд в Будокане прошли с огромным успехом.

Все шло абсолютно гладко.

У нас был тур по стране с альбомом «TABOO». Везде был аншлаг. Кажется, мы тогда находились в отрезке Тюгоку-Сикоку, но после лайва в Аити вернулись в Токио и как раз только что прилетели в аэропорт Ханеда.

В аэропорту к нам подошли несколько людей в черном.

Это было совершенно неожиданно: я ни о чем не догадывался, даже понятия не имел.

Удивился. Подумал – что-то случилось, что ли?

Да и остальные как будто бы узнали все факты только из телевизора.

Конечно же, это была полная неожиданность. Ощущение реальности происходящего отсутствовало.

С этого момента все пошло кувырком.

Нам первое время пришлось сидеть по домам. Но в дом стремились проникнуть папарацци, так что наружу все равно было не выйти.

Думал о всяком.

«Теперь разорвут контракт и выгонят из конторы. Опять все придется начинать заново, с Лофта и тому подобного.»

«Снова начинать с инди-уровня.»

Хотя, конечно, [на самом деле] положение группы являлось неплохим, так что это все было излишне.

Но, как ни удивительно, в те моменты у меня даже мысли не появлялось о том, что группа может прекратить свое существование, распасться. И, разумеется, чтобы самому уйти из нее – такой вариант вообще не рассматривался.

Вот отчего бы, интересно.

То есть была в то время четкая уверенность, что как бы сейчас тяжело ни было, но группа продолжит деятельность и все преодолеет.

TABOO-тур, гримерка в Хамамацу.

Как раз в тот же самый день, 21-го апреля, вышло лайв-видео «SABBATH I» «II».

Из магазинов ничего не отзывали, тогда еще не было такой идеологии. Наоборот, получилась реклама – и первое место в чарте.

Меня очень удивило то, как для людей из этой индустрии минусы могут настолько превращаться в плюсы. [?この業界の人たちはマイナスをここまでプラスに転化して考えられるのか、すげえな、ってホント驚かされたよ。]

Да еще когда я узнал, что теперь, когда домашний арест закончен, группа отметит свое возвращение концертом в Tokyo Dome.

Только приготовиться к тому, чтобы начинать все заново с инди-уровня – и вдруг Tokyo Dome?

Камбэк на такой сцене – в теперешнее время это кажется чем-то невероятным.

Где же прошла первая встреча с Имаи после того инцидента… Не могу сказать точно. Интересно, кто-нибудь помнит?

Но да, мы встретились лицом к лицу, поговорили. Каких-то мыслей насчет смены состава или распада у нас не было, так что… Самые обычные ощущения были.

Хм, звучит странно, наверное.

Но продолжать вчетвером – это же было бы нереально, разве нет? Именно оттого, что мы играем впятером, и получается BUCK-TICK.

Если в [какой-либо] группе заменить одного человека, звук становится совершенно другим. Если говорить по-простому, то полностью меняется химия между людьми. Поэтому если меняются участники, то и все звучание меняется…

То есть это все очевидно. И так просто кого-то взять или поменять – это просто невозможно.

Затем началось написание песен для «Aku no Hana» и репетиции.

По дороге в студию нас преследовали папарацци на мотоциклах. Ну, в общем, трудно было, да.

В конторе говорили, что из-за отмены почти двадцати концертов пришлось платить неустойку, да еще и не было прибыли от мерча, поэтому образовались огромные долги.

Мы и представить себе не могли, что окажемся столько кому-то должны.

«Да, даже если удастся полностью восстановить деятельность, все равно придется еще пахать и пахать…»

Однако не успели мы об этом подумать, как благодаря успеху в Tokyo Dome и продажам «Aku no Hana» ситуация великолепным образом разрешилась, долги были закрыты. Буквально молниеносно.

Но про этот самый Tokyo Dome, конечно, есть что вспомнить.

Около восьми месяцев ничего не делать, а потом сразу же сыграть в Tokyo Dome – это как-то… ну, понятно, поэтому решили перед этим сыграть один лайв в каком-нибудь другом месте.

Но во всей Японии ни один зал не хотел давать нам разрешение на выступление. Мы оказались в тупике.

И нашелся один-единственный зал, который дал добро: Gunma Ongaku Center в нашем Такасаки.

Я был за это действительно очень благодарен. Буквально кожей ощутил тепло родных мест.

Так что сначала был лайв в Gunma Ongaku Center 20-го декабря, а 29-го – Tokyo Dome.

В Dome пришли 43 тысячи зрителей.

Tokyo Dome, момент ухода за кулисы.

Но звук в нем оказался такой плохой, что впору было смеяться. Совершенно не ожидал подобного.

На «EMPTY GIRL» я с напором сыграл сбивку – и моментально эхом отдалось такое «бууум!». Участники все тоже были в настолько взволнованно-возбужденном состоянии, что с ними не удавалось даже взглядом встретиться. В общем, шум-лязг-грохот по большей части.

Но хоть у меня и есть определенные мысли по поводу того выступления, все равно: я был очень рад тому, что мы после большого перерыва сыграли такой крупный концерт, на который к тому же собрались сорок с лишним тысяч зрителей.

То есть, получается – вот сколько людей нас ждали.

Это действительно тронуло до глубины души.




Если говорить о кризисах, то, конечно, для группы основным кризисным моментом был инцидент с Имаи. Но кризисы ведь бывают и личными.

Когда у меня бывали стадии спада, я думал о том, не уйти ли мне из группы, и всячески паниковал.

Самый первый такой кризис произошел со мной как раз после случая с Имаи.

Ну, понимаете, я же полгода не выходил из дома, к барабанам даже не прикасался. А кроме того – примерно в 26-летнем возрасте организм становится на определенную долю более изношенным, и эта волна дошла до меня как раз в тот момент.

Когда я попал в студию, я совершенно не мог играть на барабанах. Сказал Юте:

«Я уже никуда не гожусь, и, в общем, у меня не хватает уверенности в себе, чтобы играть в BUCK-TICK дальше».

Просто для драммера не [иметь возможности] играть – это верная смерть.

Гитарист, например, может практиковаться дома. А если драммер не будет ходить в студию и играть хоть сколько-то, навык очень быстро заржавеет.

Я почти полгода не подходил к барабанам – и играл теперь [как дряхлый старик]: сбивчиво, еле-еле. И в один момент почувствовал: «Всё».

Я всерьез думал о том, что в группе меня должен заменить кто-нибудь получше.

Мне не хотелось быть помехой для остальных – даже если вынести за скобки тот момент, что я старше всех.

Я думал: для группы лучше взять ударника более высокого класса, поэтому ей следует так и сделать.

Да и потом – в то время меня все еще не покидало ощущение, что я просто помогаю группе под названием BUCK-TICK.

То есть я собрался в скором будущем вернуться обратно в Такасаки и устроиться на цивильную работу.

Быть частью группы, которая играет в залах, аренах и Dome'е – «все равно это не та профессия, которой можно долго заниматься», «все равно это одни грёзы». Ясно, что всякие там группы – это из сферы несолидных увеселений, прямо-таки крайний пример, думал я.

Если честно, то просто дело было в том, что я ощущал свою неполноценность по сравнению с остальными участниками.

Думал, что вот, они четверо переехали в Токио с одной и той же мечтой, столького смогли добиться – а я с ними четыре года от силы, я там чужой и лишний.

Такое вот инфантильное нытье.

То есть, видимо, да, в глубине души я чувствовал свою неполноценность из-за того, что не смогу как следует работать в группе.

Таких внутренних кризисов у меня было несколько.

Самый серьезный произошел в «опасном возрасте»: в сорок два года.

Незадолго до сорока я начал всерьез задаваться вопросом о том, когда именно мне уходить на пенсию.

Это было в тяжелый для меня период, длившийся несколько лет. Я начал чувствовать, что играть лучше я не стану, сколько ни репетируй, и что после сорока наступит старость.

Так что, видимо, мне было тридцать девять. И я тогда затронул эту тему в разговоре с Ютой.

Собственно, я ведь только ему и могу говорить все как есть [буквально – «говорить хоннэ»].

«Может, мне в сорок уйти на пенсию?»

Он засмеялся, сказал: «Ты что такое говоришь». Но я вовсе не шутил.

Меня не отпускало понимание того, что, сколько бы я ни играл, я все равно не стану делать это лучше. Ужасно тяжело было осознавать, что постепенно я буду все больше дряхлеть. Казалось, что мне просто удается с помощью каких-то навыков временно водить всех за нос.

Как удалось вернуть себе равновесие?

Во-первых, после того, как мне исполнилось сорок два, я начал ходить в спортзал. Решил поддерживать физическую силу, которая необходима для игры на барабанах.

Кроме того, после пятидесяти я начал по-другому играть. И после перестройки формы все постепенно наладилось. [Под «формой» имеется в виду амплитуда движений во время игры, осанка и т. п.]

То, как я жму на педаль, как держу палочки – изменилось всё.

Да, возможно, для отказа от своего стиля требуется мужество – но я просто никогда не считал, что форма и способ игры у меня идеальны.

Наверно, в тридцать с чем-то они нормально мне подходили, а вот после сорока я наткнулся на стену и понял, что продолжать так дальше уже не выйдет.

В основном я изменил то, что относится к торсу. Смотрел видео с разными людьми и изучал их форму. Основным ориентиром для меня был Мел Тэйлор из Ventures.

Как бы энергично ни барабанил этот человек, у него при этом абсолютно не менялось положение головы.

Я понял, что необходимо играть именно так – и, держа эту методику за образец, нашел свой теперешний стиль.




Самой важной после нашего возвращения темой, видимо, стало то, что мы создали свою личную контору.

Произошло это в 96-м году.

В предыдущей конторе мы провели восемь лет. Сначала это был наш личный офис, но потом количество исполнителей увеличилось, а вместе с этим – и численность стаффа.

Где-то на пятом году мы все захотели уйти из конторы. Проблема заключалась не столько в деньгах, сколько в том, что отчетность стала крайне приблизительной и неаккуратной. И мы все больше стали думать, что «а разве мы не можем этим заниматься сами?»

Что вообще делает контора, что происходит с деньгами, на что они тратятся – вся эта конкретика была нам неизвестна.

А мы лишь делали записи, ездили в туры, давали интервью – занимались рутинными профессиональными делами. Cколько бы мы там ни продали и как бы ни повысились в цене – мы особо не носились с этими вещами. У нас была определенная работа, и мы ее делали. [? だって俺らはレコーディングして、ツアーして、取材受けてっていう、ルーティンワークを職人みたいに続けてるだけだからね。だからいくら売れようが、評価が上がろうが浮つくことも別にない。だってやることは決まってるんだから。]

Но вокруг нас все было по-другому. Денежные поступления привели к определенным переменам. Возникало все больше проявлений широкой жизни.

Например, контора переехала в офис, где арендная плата составляла три миллиона иен. Получалось тридцать шесть миллионов иен в год. Это что, так необходимо?

Или вот мой одноклассник из старшей школы организовал ток-шоу с моим участием в одном универмаге города Ота [в Гунме]. Для меня это было фактически как визит в отчий дом – но в нем меня почему-то сопровождали пять-шесть незнакомых сотрудников конторы… Деньги на ветер, по-другому не скажешь.

Мы думали: если так – то, может, лучше нам самим этим заниматься?

И решили создать свою личную контору.

До этого уже несколько раз решали, что всё, в этом году уходим.

Но тогдашний директор конторы – он был шустрый и свое дело знал. Момент, когда требовалось обсудить продление контракта, всегда выпадал строго на начало тура. То есть голова у нас была забита одним лишь туром, при этом мы часто находились не в Токио, и нам было не до разговоров на эту тему. Ну, и в ходе тура контракт всегда продлевался. Так продолжалось года два-три.

Однако вскоре мы узнали, что контору уже даже навещала налоговая инспекция, и поняли, что дальше так нельзя. Поэтому во время тура Somewhere Nowhere 1995, последовавшего за альбомом «Six/Nine», мы всей группой поговорили на эту тему.

Менеджеру ничего не сказали. Прямо во время тура собирались впятером в гостиничном номере и обсуждали этот вопрос. И все вместе утвердили уведомление о расторжении контракта, прежде чем отправить его заказной почтой.

Так и обрели самостоятельность. Компанию назвали Banker. Уполномоченным директором сначала был я.

Важным фактором, конечно, стало то, что я самый старший – а кроме того, в то время я один из всех был семейным человеком.

Работать директором тяжело. Вернее, это предполагает множество забот. К примеру, надо разговаривать с ответственными лицами Victor – не о музыке, а о контрактах. Потом согласовывать с остальными предложенную сумму договора. Но у меня отец был главой фирмы, я рос, наблюдая за ним – и, наверно, поэтому никогда не ощущал, что [должность] на меня давит.

Причем в самом начале мы собирались сделать так, чтобы должность директора исполняли все участники по системе четырехлетней ротации.

Но четыре года прошло, а никто что-то не захотел меня сменить. (Смех.)

Я подумал – ну ладно, пускай тогда моим преемником станет Юта. Посоветовался с юристом, а он говорит – нет, так нельзя, тогда это будет уже семейная корпорация… В общем, в итоге я десять лет провел на этом посту.

_________________________




 

@темы: 1977, колка дров, BUCK-TICK, "давай-червонец-пожалуйста-керосинка-буду-покупать"

---

Когда-то переводила интервью с Ани, в котором он говорил, что B-T -- это "от ками-самы" и чуть было машинально не написала "от бога", но...

Что/кого представляют себе японцы, когда говорят "ками-сама"? Что за картинка/образ/идея появляется при этом у них в голове?

Ясно, что не человек-с-бородой, об этом говорить излишне.

Но... сколько их, этих сущностей, в слове "ками-сама"??

В общем-то, ответ содержится в вопросе.

Японская Википедия со слова "ками-сама" просто переадресует на статью под названием "ками", где в самом-самом начале кратко информирует, что, хотя слово "ками" и используется для перевода понятия "God" на японский, оно все же ему не соответствует, а соответствует скорее таким словам, как "god"/"gods", "deity"/"deities".

Гугл-поиск показал, что этот вопрос интересует многих.

Почему-то довольно широко распространено мнение, что, мол, суффикс "-сама" говорит о единственном числе -- хотя совершенно непонятно, на чем это основано.

В Google Books нашлось потрясающее свидетельство:

"...I happened to talk to a Japanese woman who told me she prayed every evening before she went to bed to kamisama (a respectful name for god). Which kamisama, I asked, in the analytical manner that characterizes Westerners. “The kamisama in heaven,” she answered as if it was self-evident. But what heaven? I persisted, bluntly. Only when pressed did she even consider the matter. Her kamisama, it turned out, was a nameless composite embracing Jesus, all the buddhas and the whole multitude of Shinto kami. It was one in all, and all in one. No singular, no plural."

Насчет Иисуса -- книга называется "In Search of Japan's Hidden Christians", у женщины мог быть христианский бэкграунд, а у автора -- своя agenda и т. п., но дело, собственно, даже не в Иисусе, а в "безымянном конгломерате всех будд и синтоистских ками".


...Я тогда написала как-то типа "группа дана нам свыше".
Но где находятся ками? В верхнем мире? В срединном? Или везде?
То-то.



И вот Ани опять говорит на эту тему и употребляет слово "ками-сама"...

Причем то, что он говорит, вполне соответствует авраамическим нормативам. НО.

А "я верю, что боги существуют" -- по-русски это звучит излишне непривычно-экзотично.


И, конечно же, я не могу залезть ему в голову и посмотреть, как ту или иную вещь представляет себе именно он.
Жаль!

@темы: японский, BUCK-TICK

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"1977: Автобиография Ягами Тору" (глава вторая)

_________________________

Просьба не репостить за пределами diary.ru.

NB: DO NOT retranslate/repost/otherwise use ANY part of this on facebook, tumblr, blogspot, etc., and DO NOT steal the scans.

_________________________

2.

ПЕРЕЕЗД В ТОКИО


Наверно, надо рассказать про S.P.

Сначала они назывались SPOTS. Это от псевдонима, который взяли себе Секс Пистолз для тура Sex Pistols on Tour Secretly.

Но название сразу поменяли на S.P SYSTEM, а потом стали просто S.P.

Там была огромная текучка участников, и название постоянно менялось вместе с составом. Поменялся вокалист, гитарист тоже выбыл, вместо него пришел новый, но потом опять вернулся прежний.

Этот прежний гитарист попросил: «Мы собираемся на конкурс, помоги нам». Так что сначала я просто собирался оказать небольшую помощь – но постепенно обнаружил, что втянулся всерьез.

Сначала играли каверы на группы вроде TH eROCKERS, но потом решили, что так дальше не пойдет, и начали писать оригинальные песни.

Потом постепенно ушли в сторону positive punk'а. Были под влиянием AUTO-MOD, Bauhaus и тому подобного. Ставили себе волосы, белили лица.

А тут глянь – и Юта уже тоже стал играть в группе.

Ну, про ту группу вы знаете, да? Hinan GO-GO.

Наши две группы были глубоко связаны друг с другом.

Парень, который писал в S.P песни, учился в старшей школе Фуджиоки. Кстати, он был на класс старше Аччана и Имаи. И под его влиянием в той школе начался band boom.

Именно от него Имаи и Хошино научились первым аккордам на гитаре. Юта получил первые уроки игры на басу от тогдашнего басиста S.P. Ну, а я учил Аччана играть на барабанах.

Так что можно сказать, что Hinan GO-GO были для S.P группой-«младшим братом».

И они, и мы участвовали в разных музыкальных конкурсах. Yamaha East West, например.

Но с Ютой я на тему групп вообще не разговаривал. То есть он со мной не советовался.

У него тогда был разгар переходного возраста. Причем когда он стал играть в группе, то вся семья вздохнула с облегчением, так как сорванцом и хулиганом он был просто невероятным. Полная противоположность себя теперешнего.

Hinan GO-GO были довольно странным коллективом. По-моему, так думали все.

Живьем они выступали не очень умело. И вокал по выразительности был довольно средним. Тем не менее, на конкурсах они всегда получали особые призы от жюри. Было в них какое-то особое качество, нечто свое, в чем они не походили на других.

Но мне казалось, что со мной это все никак не пересекается.

Они относились к абсолютно другому типу. Я же предпочитал более простые и понятные вещи – рок-н-ролл старого образца, в общем. Хоть и белил себе лицо.

А через некоторое время Hinan GO-GO поехали в Токио. Кажется, сначала уехал Имаи с первым вокалистом, Араки, а за ним – Юта и Хошино.

Юта покинул дом весной 1985 года.

Официальным предлогом для родителей стала учеба в колледже. То есть не было такого, чтобы он им объявил: «Я уезжаю играть в группе».

Соответственно, родители не возражали. «Поезжай, выучи бухгалтерский учет и возвращайся», вроде того.

Но, мне кажется, все-таки это было не просто так. Это же родители.

Скорее всего, они думали – побудет года два в Токио, помечтает о славе с группой, а потом сдастся и вернется домой. Я думал точно так же.

Чтобы Hinan GO-GO смогли выйти на профессиональный уровень – тогда это казалось невероятным.

Если бы среди них был хоть кто-то, кто хорошо владеет инструментом – был бы другой разговор, но играть они умели так себе. Ведь они и собрались-то только на втором-третьем году старших классов. «Да вы обнаглели, метить в профессионалы с такой игрой!» – типа того.

Ну, а у меня все стало серьезно с S.P. Хоть я уже и решил было стать рабочим-арматурщиком, теперь меня со страшной силой охватило стремление стать профессиональным музыкантом. Сначала меня не могли туда затащить, так как я говорил, что хочу жить нормальным цивильным трудом – а теперь разгорелся подзабытый за время обычной работы огонь, и постепенно все это стало для меня очень серьезно.

117 Coupé XG, купленная по кредиту. Ани 20 лет.

С конкурсами у нас все началось вполне неплохо. Мы победили в конкурсе в Гунме, потом отправились на национальный конкурс. Прошли до самого финала, даже выступили в Накано Сан Плазе.

Это «Ямаха» в 1985 году организовала конкурс East West. Там были Tetsu 100%, LÄ-PPISCH и даже Rosa Luxemburg.

«А может, что-то из этого получится?..» – думал я, и огромное желание сделать серьезную ставку на эту группу становилось все сильнее.

Поэтому я ушел с арматурного завода и целиком посвятил себя S.P.

Еще немного – и я смог бы стать на этой работе состоявшимся взрослым человеком. Но мне больше хотелось сосредоточиться на группе и пройти вместе с ней столько, сколько получится. Я не люблю половинчатости, такой у меня характер.

Да, мое отношение к S.P и в самом ли деле было очень серьезным.

Но…

Я обсудил с участниками вопрос о том, действительно ли они нацелены на профессиональную карьеру и насколько это всерьез. Выяснилось, что у вокалиста нет такого намерения. Он в конце концов ушел из группы.

У нас даже был разговор о том, чтобы переехать в Токио. Ну, один раз. [«Один раз состоялся» или «ну, хоть попробовать»??]

«Страшновато ехать в Токио без связей», ////事務所が決まってからでも遅くないとか・・・ [«если агентство(/рекорд-компания) уже определено, все равно еще не поздно» – в каком смысле??]…//// Никак не могли прийти к общему мнению.

Наверное, здесь для S.P находился некий предел…..

Но участие в конкурсе – оно же может помочь выйти на хороший уровень.

И когда мы дошли до финала в East West, я подумал: вот теперь-то к нам придут talent scout'ы из агентств и рекорд-компаний. Ведь у нас хватило и способностей дойти до финала, и умения играть живьем, и уверенности в себе. А значит, обязательно будут и предложения дебютировать, думал я.

Но что-то ни одного подобного предложения так и не поступило.

Ощущения были типа – «да как же так вообще»…. Теперь мы уже не знали, что нам делать дальше. «Давайте переедем в Токио и попытаемся играть в лайвхаусах», «в Токио шансов должно быть намного больше» – такие разговоры. Но когда дошло до дела, никто так и не решился.

Все были какие-то слишком взрослые.

В то время я даже начал слегка завидовать Юте, уже уехавшему в Токио. Хоть я и поднимал его на смех, говорил – «куда вам в профессионалы с таким уровнем игры», но он вместе с остальными участниками верил в свою мечту и активно ее добивался.

А у меня такого не было.

И будущего совсем не видно… Энтузиазм быстро скатился до нуля. И вот время настало: S.P распались.

Прощальный лайв мы сыграли в октябре 1985 года в «Маэбаши Раттане».

И я... решил тогда, что завяжу с музыкой. И что на этот раз уж точно перейду к цивильному труду.

С завода я уволился всего лишь за год до этого. Думал: может, вернуться? Вроде еще не забыл, как надо обращаться с обвязочным тросом…




…Да, а перед самым распадом S.P ко мне пришел Аччан. Сказал, что хочет стать вокалистом S.P.

Это было, кажется, летом.

Ко мне домой неожиданно пришел выпивший Аччан. [あっちゃんが酔って、急にウチに来たんだ。Ну, 酔う / "you" -- это "опьянеть" как в прямом, так и в переносном смысле, а второе значение -- "испытывать тошноту" (по любой причине), то есть вроде как надо называть вещи своими именами, точка. Но: с другой стороны, 酔う -- это такой как бы градус-без-оценочных-суждений, а для высокого градуса есть слово 酔っぱらう / "yopparau". Короче, там написано "пьяный[-но-не-сильно]".]

Из S.P тогда как раз только-только ушел вокалист.

Вроде и нацелились на профессиональный уровень, и договорились, что будем прикладывать усилия – но по вокалисту совершенно нельзя было этого сказать, хоть мы и репетировали вместе.

Как только [я] ему с некоторой жесткостью на это указал, он сказал «ну всё» и ушел.

[Я] стал терзаться, что же теперь делать. Искать нового?

И вот ко мне приходит Аччан и с серьезным выражением лица спрашивает, не мог бы он стать вокалистом в S.P.

Я очень удивился. Ведь Аччан был ударником в Hinan GO-GO. Никогда не слышал, чтобы он говорил о желании петь, и не думал, что он это умеет.

Видимо, он узнал, что мы ищем вокалиста, и решил меня посетить. А пьяный он был, скорее всего, потому, что трезвым не мог бы со мной об этом разговаривать. Он очень застенчивый.

Думаю, он смутно понимал, что не создан для работы драммера.

Ну, все-таки лайвы-то ходишь смотреть. И потом, у нас с ними было совместное выступление. Там Аччан одну песню закончил играть – и уже вконец запыхался. Я подумал – да, сыграть десяток песен зараз он не сможет.

Да, мне знакома история о том, что Химуро-сан ему советовал стать вокалистом – но я думаю, что с помощью вокала Аччан хотел как бы выплюнуть [даже «выблевать»] наружу накопившиеся внутри мысли, и это желание стало в нем очень сильным.

В общем, да, я думаю, что Аччан о многом про себя размышлял, поэтому пришел и сказал – «хочу у вас петь».

Конечно, я был ему благодарен за намерение, но если поразмыслить здраво – до той поры он вообще ничем не успел себя проявить как вокалист.

Кроме того, если бы он стал вокалистом S.P, то BUCK-TICK – они уже перестали быть Hinan GO-GO – не смогли бы продолжать деятельность.

Все это я ему старательно объяснил.

Рассказывать Юте не стал – но решил, что Аччан, скорее всего, рано или поздно уйдет из BUCK-TICK. Потому что разговор был крайне нешуточный.

Тогдашнего вокалиста BUCK-TICK, Араки, я тоже знал еще с его школьных времен. В средней школе он учился вместе с Имаи, а потом, по-моему, в «Фуджиока Когёо Гакко».

Тихий был парень. Как вокалист – очень своеобразный. О нем часто говорили: «Как будто Тогава Джюн превратилась в мужчину». Надевал короткие штаны и что-то типа школьной формы. Но кончилось тем, что после переезда в Токио он выбыл из группы.

Но я тогда понятия не имел о том, как у BUCK-TICK идут дела.

Все-таки Гунма и Токио находятся на расстоянии друг от друга, а у меня тут и S.P распались, и другое разное.

О том, что Араки вроде бы как выбыл из группы, я узнал уже в ноябре. Это был момент, когда я морально готовился к возвращению на арматурный завод – и тут звонит Юта.

Ани в 18-20 лет, в годы работы на заводе.

Юта вообще редко мне звонил. Я подумал: так, наверняка что-то случилось. Возможно, с кем-то произошло несчастье, а может – деньги срочно понадобились. Но разговор пошел под совершенно неожиданным углом.

«Араки выбывает из группы, и решено, что вокалистом будет Аччан. Мы остались без драммера. Ани, ты не мог бы приехать?»

Я отказался.

После распада S.P прошел всего лишь месяц. С ними я перегорел, и мне не хотелось больше играть ни в каких группах. Я собирался вернуться на арматурный завод и как раз доставал из шкафа свою рабочую одежду.

Сказал – «нет, не поеду ни за что». Но он продолжал приставать, и я первый повесил трубку.

Ну, для меня это была естественная реакция. В то время я чувствовал, что с группами для меня покончено, и барабаны собирался оставить только в качестве хобби.

Дня через два-три Юта снова позвонил, и опять по тому же вопросу.

«Ани, [мы] не можем придумать, кто бы мог стать драммером, кроме тебя.»

И такая беседа за месяц состоялась раза три или четыре. В конце концов это даже перестало походить на диалог. «Ани, слушай…» «Вот пристал!» И бряк трубку. Вот так.

Тогда Юта приехал прямо домой.

Взял и вернулся в Такасаки, даже не предупредив.

Но я хоть с группами уже и покончил, а тянуть деньги из родителей не хотел, поэтому подрабатывал на разных ночных работах – то на одной, то на другой.

Соответственно, днем я был дома. Сижу валяю дурака в гостиной на первом этаже – и тут появляется Юта.

Я, конечно, удивился. Юта, который должен быть в Токио, внезапно передо мной предстает.

Спрашиваю его: «Что ты тут?» А он, не говоря ни слова, идет в комнату, берет сумку и начинает без спросу в нее укладывать мои вещи.

Я ему: «Ты чего делаешь?! Дурак, что ли?» А он берет мое белье, одежду – и знай себе кидает в сумку. И, не глядя в мою сторону, говорит:
«Ани, ты едешь в Токио».

Я и сейчас иногда думаю о том, почему же тогда не отказался.

На Ютино «ты едешь в Токио» я ничего не ответил. Но и не стал говорить, что не поеду.

Когда все заходит так далеко, думаешь: «Ну, что ж делать». А на это наложилось то, что было связано с умершим аники.

А также то, каким я был тогда, после смерти аники, когда отец хотел убрать барабаны – а я на это сказал как отрезал: «Я буду на них играть». И начал играть, не имея даже никакой базы. И вот теперь Юта заставляет меня снова начать играть на этих барабанах, которые я уже вроде решил бросить.

Как бы – «наверное, вот он, переданный мне путь».

Но ни слова в духе «хорошо, согласен» я не говорил. Так что, наверно, можно считать, что я не присоединялся к BUCK-TICK официально.

И вот мы вдвоем поехали на вокзал в Такасаки и сели на медленный вечерний поезд.

Мне казалось, что едем мы очень долго. Надо было пересесть в Уэно и через Шинджюку добраться до Асагаи, где в то время жил Юта.

В поезде мы практически не разговаривали. Настроение не располагало к веселым дружеским беседам. Начало смеркаться. Я в основном смотрел в окно, на закат.

Интересно, что бы сделал на моем месте аники?

Вот о чем я думал.




Когда вышли на станции Асагая, был уже поздний вечер. Пошли туда, где жил Юта.

Бывал ли я в тех местах раньше? Нет, ни разу.

Он сказал, что там пять минут ходьбы, но наврал. Это прямо у пересечения с Васеда-дори, то есть идти минут десять.

С домом все оказалось вообще круто. По всей видимости, реконструировали старую деревянную постройку и сдали в аренду.

На первом этаже жила офис-леди-сан, у нее была квартира с ванной. А у Юты, на втором этаже, открываешь дверь из прихожей – и сразу лестница. Никакой ванны. Четыре с половиной татами [=13 кв. м.], две комнаты – а если открыть фусума, то одна.

Поднявшись по лестнице и увидев эту квартиру, я подумал – «ува-а…»

Говорю: «Юта, ты меня прости, но… Мы что, здесь будем с тобой вместе жить?»

До этого-то я жил в родительском доме площадью сто двадцать цубо [=400 кв. м.], в просторной комнате, без забот и хлопот.

И вдруг – бедность. А я, например, в баню ходил мыться только в детстве, когда дома что-то было не так с ванной.

Вот так и началась моя токийская жизнь. Хотя дальше стало веселее.

Вечеринок в честь моего приезда устраивать не стали: ни у кого не было денег.

Поэтому первым знакомым, с которым я встретился, был, кажется, Мацуи-сан. (Прим. ред.: [басист] Мацуи Цунэмацу из Boowy.) Просто он тогда тоже жил в Асагае. Юта изначально решил там поселиться как раз потому, что Мацуи-сан ему сказал – «а переезжай сюда».

В период жизни в Асагае Мацуи-сан очень сильно о нас заботился.

Мацуи-сан тогда жил в южной части района. Я часто ходил к нему в гости. Рядом [с домом Мацуи-сана] располагалось здание, где на втором этаже располагался private office группы BOOWY, одновременно бывший чем-то вроде кафе-бара. Мацуи-сан стоял там за стойкой. Заведение называлось MINT. Оно же Ø-con' nection, собственный лейбл BOOWY.

А на первом этаже того здания был видеопрокат. Там ребята дружили с Мацуи-саном – и благодаря тому, что он им меня представил, я смог устроиться туда на подработку.

Работа была легкая и приятная, хотя платили, соответственно, не очень много.

Я и в баню с Мацуи-саном ходил, и многому у него научился в плане музыки. Это очень серьезный и добросовестный человек.

И я был очень благодарен ему за одну кассету, которую он дал мне послушать.

У BOOWY есть песня «WORKING MAN». Текст к ней написал Мацуи-сан. А на той кассете был записан basic track этой песни: то есть только барабаны и бас, плюс еще гитарный страмминг Хотэи-сана.

То есть он решил показать нам, что такое ритм-секция и чем она является для звука. Типа – «профессионалы делают запись вот так».

Та кассета действительно многому меня научила. Я думал: «Значит, у профессионалов вот такое упругое звучание. Круто!» Проигрывал дома эту кассету по многу раз, слушал и слушал с самого начала.

И еще я помню слова, которые часто повторял Мацуи-сан.

«Всё заключается в эмоциях.»

То есть «если во время игры не анализировать эмоции во всей их остроте и со всей тщательностью, то дела в этой сфере не пойдут». Да, разумеется, так оно и есть. Если играть на инструменте без скрупулезного анализа, то игра получается грубой, и тонкости в ней не добиться.

Одна хорошая техника здесь не поможет. Кропотливая работа над эмоциональной составляющей – это самое важное. Мне кажется, чем больше опыта накапливаешь, тем глубже это понимание.

Также Мацуи-сан много рассказывал о BOOWY.

Я ведь дежурил в видеосалоне. И вот Мацуи-сан, вернувшись откуда-нибудь, рассказывал: «А мы сегодня играли в Шибуе», или: «Сегодня был лайв в Такасаки Бунка Кайдо». Или, к примеру: «А я ездил на запись в Берлин».

Вот круто, думал я. Наши местные сэмпаи уже смогли добиться таких высот.

…Да, а еще я помогал Мацуи-сану при переезде. То есть стал уже как личный роуди.

Я, Юта, и роуди группы BOOWY (Сузуки) Зомби-кун – всего нас было трое. И когда в Асагаю переезжал Макото-сан, мы в том же составе из трех человек таскали мебель и коробки.

Но у Юты боевой дух в таких случаях отсутствует напрочь. Возьмет в руки то сковородку, то чайник – и несет. В то время как я в обнимку с холодильником пешком поднимаюсь на третий этаж. А этот силы тратит только на то, чтоб схитрить и хорошо устроиться – уж это он умеет, да.

Рядом с Мацуи-саном и Макото-саном мы могли в непосредственной близости наблюдать за тем, с какой головокружительной скоростью BOOWY добились успеха, и это являлось для нас очень мощным стимулом.

Мы смотрели и думали: «О, и мы тоже так хотим». И уже один тот факт, что они были рядом с нами, стал огромной мотивацией.

В этом смысле нам просто удивительно повезло с сэмпаями. Они у нас были потрясающие.




Первая после приезда в Токио встреча с участниками состоялась в студии.

Pal Studio в Коэнджи. Там группа репетировала.

И внезапно оказалось, что репетиция будет прямо сразу, а все обсуждения – не до нее, а после.

Аччан специально приехал из Фуджиоки. А с Имаи и Хиде я в последний раз виделся еще до того, как они переехали в Токио.

Какой же была та встреча… Я не очень хорошо помню, как все было – но, думаю, в определенной степени я нервничал. Ведь мне тоже впервые приходилось играть, стараясь звучать с ними в такт.

Имаи в каком-то интервью рассказывал о том, как после репетиции не знал, что ему делать: говорить мне «спасибо большое» или нет. Потому что действительно было такое ощущение, что я приехал помочь.

Ну да, как бы такая дистанция.

Ведь мы впервые играли вместе – причем с их точки зрения я был сэмпаем, который когда-то обучал их основам игры в группе. Потому и какие-то свои мысли, скорее всего, они не могли высказать прямо.

Не помню, о чем мы разговаривали, но точно помню, о чем я думал: «Мы на лайве будем звучать вразнобой».

Ведь до тех пор на барабанах играл Аччан, и у него было свое ритмическое нори, а теперь вместо него я – и мое нори, конечно, будет выбиваться.

Здесь вопрос лежит совсем не в плоскости того, кто играет лучше, а кто хуже. Просто это типичная история, когда драммер внезапно меняется.

Поэтому в звучании был абсолютный разброд. И я, конечно, думал: придется им привыкать к моему биту, другого выхода нет. «Хотим, чтобы ты сделал это», «хотим, чтобы ты стучал так-то» – такого мне не говорили. То есть, конечно же, они и не могли мне этого сказать.

Ведь там же всего два-три года как начали играть на гитаре – а я стучал на барабанах с пятнадцати лет. То есть в тот момент у меня за плечами уже была восьмилетняя карьера драммера. Это все-таки большая разница.

Но, хотя дальнейшие перспективы и вызывали тревогу, я подумал – в конце-то концов, это всего лишь репетиция, мы просто тренируемся. Надо накапливать опыт, как и в любой другой работе. Иначе никак.

После окончания репетиции поговорили. Решили, что будем играть минимум три лайва в месяц. Эти три мы обязательно должны организовать сами, а если позовут на какие-то event'ы, то будем соглашаться.

Просто до тех пор они еще не занимались этим настолько серьезно. Когда в BUCK-TICK был Араки, Аччан жил в Гунме, а еще три человека учились, поэтому группа в основном собиралась по воскресным дням. И играли они только на всяких любительских мероприятиях, где зрителями были лишь одноклассники, друзья и родня. Так невозможно ни добиться прогресса, ни стать более узнаваемыми.

После репетиции я сказал одну вещь.

Сказал – «вы меня извините, конечно, но если через три года не появятся какие-то плоды, то я уеду обратно в Гунму».

И мне кажется, что с этого момента атмосфера в группе изменилась.

В конце концов, меня притащили из Гунмы силком. И я отличался от них по возрасту. Я уже не мог себе позволить связываться с группой, играющей для развлечения.

Сам я играть для развлечения был не намерен. Именно это я хотел четко донести с самого начала.

Лайв тех времен. Зрители еще сидят.

Первый лайв после того, как я присоединился к группе, прошел в Shinjuku JAM.

Помню, что было очень холодно. Год как раз близился к концу.

Не помню, первый концерт это был или второй… Но очень хорошо помню выражение лица Аччана.

Забыл уже, что была за песня, но Аччан с огромным натиском ее спел до конца, а потом поворачивается – и выражение у него такое, какого я раньше у него не видел. То есть по его лицу было видно, что он полностью вжился в роль вокалиста. Абсолютное погружение, на одном дыхании.

Когда я увидел, какой у него взгляд, я подумал – да, парень создан для того, чтобы быть на вокале. Ведь раньше я знал Аччана только как драммера.

И тогда я понял, что, возможно, из всего этого действительно что-нибудь да выйдет. То есть на место беспокойства пришли ожидания и надежды.

После этого лайвы пошли нарастающей волной.

Уже с начала нового года мы по возможности пытались играть три лайва в месяц, как и договорились вначале. И начали также проводить промо-event под названием «BEAT FOR BEAT FOR BEAT».

Название, кажется, придумал Имаи. Это было выступление трех групп на одной сцене, отчего «BEAT» и повторяется три раза.

То есть, разумеется, надо было каждый раз предлагать участие каким-то двум группам. Ну, и заниматься этим выпало нам с Ютой.

В то время «офисом группы BUCK-TICK», как всем уже хорошо известно, являлась наша с Ютой асагайская квартира – та самая, без ванны. Там был телефон, и мы по нему занимались устройством лайвов.

Этот номер телефона мы указывали на флаерах. Звонили, разумеется, и менеджеры групп, с которыми мы устраивали совместные выступления – и фанаты тоже.

Когда в квартире раздавался звонок, брали трубку, определяли, кто на другом конце, и говорили: «Да, это офис группы BUCK-TICK, здравствуйте!»

Выступали мы с самыми разными группами. THE BELL'S, EDEN, The STRUMMERS. А последними были Kasutera.

Жанры – самые разнообразные. Мы обращались к группам, у которых была аудитория, и просили с нами выступить. Совсем не получалось приглашать людей только у меня.

В то время на один лайв необходимо было продать шестьдесят билетов: двадцать на одну группу.

То есть обязательно надо было реализовать двадцать билетов. Мы делили их между собой, чтобы каждый продал четыре штуки. Имаи, Хиде и Юта ходили учиться, так что они продавали билеты другим студентам. Ну, а я совсем недавно приехал в Токио, еще не успел завести никаких знакомых. Очень трудно было.

Кроме того, хоть эти event'ы и организовывала наша группа – но выступали мы обычно не последними в качестве гвоздя программы, а первыми или вторыми.

Закончив лайв, мы быстренько вытирали пот, выходили и все вместе выстраивались у входа в зал.

«Мы – группа BUCK-TICK, которая выступала сегодня! Уже есть дата следующего лайва! Приобретайте билеты, пожалуйста!»

Так и продавали. Всей группой. И Имаи, и Аччан – все говорят: «Покупайте, пожалуйста, билеты!» Билеты не сказать чтобы разлетались, но у нас тоже появились свои фанаты – их было человек десять. И вот они после лайвов покупали у нас билеты.

С этими девочками [子たち -- т. е. теоретически возможно, что и с мальчиками, но...] мы вместе обмывали лайвы. Встречи с фанатами, мини-формат.

То есть и у нас был такой период, когда мы находились где-то в самом нижнем эшелоне. Инди-группа, которая еле сводила концы с концами. У нас ведь даже стаффа не было. [? 俺らだって下積み時代あるんだから。インディーズで必死だったよ。スタッフがいたわけじゃないからさ。]

Тем не менее, чтобы достичь своего назначенного минимума – «три лайва в месяц» – мы старались на пределе возможностей: находили залы, приглашали зрителей.

И о нас написали в музыкальном журнале DOLL.

В то время журнал DOLL обладал значительным влиянием в своей сфере. Мы появились в их рубрике NEW FACE.

Нас представил HARUHIKO ASH, лидер панк-группы THE ZOLGE. У нас было совместное выступление в лайвхаусе Garcia в Маэбаши, мы ему тогда понравились. И вот он нас представил. [Из текста непонятно, как он их представил: «журналу» или «в журнале».]

Мы были, конечно, очень рады. Но и после этого количество зрителей не сильно увеличилось. Аудитория? У нас ее просто не было, то есть вообще.

Если посмотреть на тогдашние фотографии из Shinjuku JAM, то на них хорошо виден пол. Народу никого, поэтому ставили стулья, и зрители на них сидели. Оттого мы и выступали с двумя другими группами.

Сходили ли мы из-за этого с ума… Да, конечно. «Кошмар!» «Мы совсем непопулярные!»

То есть в Токио был абсолютный ноль, а вот когда мы выступали в Гунме – туда приходили. Когда ездили в Гунму, чтобы сыграть лайв и уехать обратно, то выступали в Гунма Кайдо, Takasaki Rattan, Takasaki BIBI – и прийти могло человек сто.

А вот в Токио – по нулям.

«Да-а, как же быть-то…» Призадумались не на шутку.




В то время мы часто собирались всей группой, решали, что делать дальше. Пойти куда-нибудь выпить мы хотели, но не могли, потому что не было денег.

Поэтому часто собирались у Аччана, в Ками-Итабаши.

Аччан какое-то время работал в наших родных краях, в фирме по производству автозапчастей, но потом ушел оттуда и тоже переехал в Токио. В Ками-Итабаши он снимал жилье на пару с приятелем. Там было попросторнее, чем в нашей с Ютой квартире, и собираться было легко. Хотя перед приятелем, конечно, было неловко.

Так что по выходным мы ходили к нему на обсуждения с ночевкой. Каждый приносил что-нибудь поесть. И вот говорили о всяком.

На этих встречах приняли несколько решений.

Например, возникла идея, чтобы во время наших выступлений на заднике сцены был натянут баннер с названием нашей группы, который визуально запомнится зрителям. Так и решили.

У нас был приятель из любительской группы, который подрабатывал в магазине, где изготавливались подобные вещи. И там сделали баннер – недорого, за несколько сотен иен. Мы сказали – «нам нужно, чтобы там было написано «BUCK-TICK», как полагается». Дизайн? Какой там дизайн. «Сделайте, пожалуйста, чтобы было клёво», типа того.

Еще мы обсудили расстановку на сцене. До тех пор в центре был Аччан, слева от него [? その左 – если откуда смотреть?] – Юта, а Имаи и Хиде – справа впереди, все вперемешку, и мы решили, что надо это изменить.

Хиде – в правую часть сцены, а Имаи – в левую. Юта отходит на шаг назад и становится ближе к центру. Схема, похожая на ту, которая есть сейчас – она появилась как раз тогда.

Вот так и шел ежедневный путь проб и ошибок. А плоды что-то все никак не появлялись.

Но мы продолжали выступать – и однажды, после лайва в Шибуя Янеура, к нам обратился Саваки-сан.

Саваки Касуми.

Он сначала играл в патриотической панк-группе Hi No Miya, а потом основал собственный лейбл Taiyo Records. На этом лейбле, помимо наших, также выходили в свет пластинки SOFT BALLET и THE STREET BEATS.

По-моему, тот лайв был 8-го июня. Мы, кстати, понятия не имели, что на него придет такой человек. После окончания пошли в гримерку, стали переодеваться.

Гримерка у них тогда располагалась в очень странном месте возле лестницы, и так сложилось, что зайти туда мог кто угодно.

Вообще Саваки-сан пришел посмотреть на другую группу, но ему больше понравились мы. И он предложил: «Не хотите выпустить у меня пластинку?»

Про себя я подумал, что нам очень повезло. Причем мы как раз незадолго до этого записались в студии.

Сделать это предложил я. Во-первых, даже если играешь лайвы, все равно лучше иметь свой материал в записи. Во-вторых, мне хотелось, чтобы мы все начали получать опыт студийной работы.

До этого никто и думать не думал о том, чтобы пойти в студию и записать наш материал.

У нас не было денег на такие вещи, и было непонятно, как это вообще можно осуществить. В отличие от теперешних времен, тогда в городе было не так уж много возможностей где-то записаться. [?? 今と違って、街中にレコーディングできる環境がそうそうあるわけじゃなかったしね。]

Мы надеялись, что если будем изо всех сил играть лайвы и увеличим число зрителей, то тогда, возможно, откроется какой-то путь. Ни о чем другом и не помышляли.

Тогдашний лайв в "Шибуя Янеура".

Но я подумал, что раз у нас уже есть несколько оригинальных песен, то стоило бы их записать. А потом можно будет выпустить в любом формате – хоть на кассетах, хоть на гибких дисках – и продавать как мерч.

У меня уже была возможность использовать эту студию, когда мы с S.P участвовали в Yamaha Popcon'е ((прим. ред.: Yamaha Popular Song Contest)). Студия называлась Yamaha Hiyoshi Center Studio. В то время было правило: исполнители, которые прошли в финал, должны были записать в ней свои конкурсные песни.

Положившись на визитную карточку, оставшуюся с тех пор, я позвонил в «Ямаху». И от тогдашнего ответственного лица получил ответ: да, в Hiyoshi – можно. Да еще и недорого.

Каждый вложил свою долю нужной суммы – и мы записали четыре песни. За один день.

«TO-SEARCH», «PLASTIC SYNDROME II», «ONE NIGHT BALLET» и… А, и «SECRET REACTION».

Это была наша первая запись, и все чуть ли не прыгали от радости. Если посмотреть тогдашние видео, то можно увидеть, какие там все трогательные и невинные. Аччан, Имаи и Хиде, к примеру, записывают хор – и улыбаются во весь рот.

Кстати, звучание получилось очень четким, ведь так? По-моему, вышло очень свежо. Прямо «оо!»

Запись, конечно же, представляла из себя студийный лайв. На раз-два начинали играть – и записывали в один прием. Вокал, хор и гитарные соло вставили отдельно, но все остальное – буквально одним выстрелом.

В общем, кааак поднажали – и записали четыре песни зараз.

И сделали мы это как раз незадолго до того, как познакомились с Саваки-саном.

Я подумал – для нас это сейчас просто то, что надо. Можно не заниматься изготовлением пластинок самим и отлично сэкономить. Да и для него все выходило на редкость удачно: группа, которую он собрался выпустить на пластинке, буквально только что записалась в студии. Мастеринг уже сделан, платить нужно только за штамповку пластинок, а на запись тратиться не надо.

Музыка, которую играл Саваки-сан, создавала вокруг него пугающий имидж, но на самом деле стоило лишь с ним поговорить – и оказывалось, что на самом деле это очень мягкий и обходительный человек.

В тот день мы обменялись координатами, он дал нам свою визитку. И в один из следующих дней мы встретились с ним в кафе «Джюраку» у восточного выхода со станции Шинджюку. В здании рядом с теперешней Alt'ой, на втором этаже.

У всех была учеба, поэтому пошли мы с Ютой. В ходе встречи Саваки-сан неожиданно спросил, какие у всех участников даты рождения. Мы ему сказали, какие – и он, страшно воодушевившись, воскликнул: «Слушайте, да вы же родились при классном расположении звезд! Это класс! Это значит, что вас абсолютно точно ждет успех!» У нас с Ютой так челюсти и отвисли. Думаем – да, ну он дает, оказывается…

Но относительно контракта все было совершенно серьезно, поэтому мы впятером поговорили и пришли к решению, что надо попросить этого человека [взять нас под крыло].

Так вышел наш первый сингл, «TO-SEARCH».

Это было в октябре 1986 года. BUCK-TICK совершили инди-дебют на Taiyo Records.



А за месяц до выпуска нашей дебютной пластинки состоялось мероприятие под названием «Тайо-мацури», на котором собрались группы, имеющие отношение к Taiyo Records. И мы тогда впервые выступили в Shinjuku Loft.

Конечно, было очень радостно. Ступить на сцену Loft'а – это была [моя главная] цель со времен переезда в Токио.

Правда, до этого мы уже играли в одном Loft'е: был в Торицу Касэи лайвхаус под названием Superloft. Изначально это был стоящий среди полей металлоплавильный завод, и там внизу сделали что-то вроде зала с голым полом [??? 下が土間みたいになってんの]. По-моему, там из-за нашего названия ошибочно подумали, что мы играем hardcore. Выступали мы в один вечер с группами, которые играли как раз подобную музыку – и к нам на сцену прилетела дымовая свеча.

////На этом бывшем заводе гореть было нечему, но на дымовые свечи он был явно не рассчитан./// [??? Нет, здесь как-то по-другому. 確かに工場跡だから燃えるものはないけど、発煙筒はないよ。Или «на бывшем заводе не могло быть ничего воспламеняющегося, откуда там взялись дымовые свечи?» ??? Кто-нибудь может объяснить мне эту фразу?]
В общем, лайвы в то время проводили с риском для жизни.

И вот, наконец – Loft.

Сам я уже ходил в Loft на BOOWY. Это зал, давно снискавший всеобщее уважение, на его сцене выступали все. Если после переезда в Токио я и хотел где-то сыграть, то именно там.

Это была просто-напросто очень большая радость, и энтузиазма сразу сильно прибавилось.

А месяц спустя вышел «TO-SEARCH».

И это тоже была большая радость. Казалось бы, обычный 7-дюймовый аналоговый диск – но это была первая пластинка, на которой стояло название «BUCK-TICK». То есть ощущение было такое, что вот и мы теперь стали группой не хуже других.

Но сидеть и наслаждаться радостью было некогда: требовалось сразу погружаться в бизнес-активность.

Нам вручили эти пластинки и сказали: «Вот товар, развозите». И мы стали с ними бегать по музыкальным магазинам.

Например, в Сангенджая был такой Fujiyama Records. А в Шинджюку – Ad Hoc. То есть те магазины, которые в то время занимались продажей инди-пластинок. Мы все, разделившись, ходили и напрямую предлагали наш сингл.

То есть раз мы были инди-группой, то и реализация лежала на нас. В самом начале удалось продать экземпляров десять-двадцать. В магазинах нам говорили: «Если продадим, то закажем у вас еще», и мы склоняли голову и говорили: «Ёрошику онэгаи шимас!»

Мы сами развозили, сами предлагали и сами принимали дополнительные заказы на свои собственные пластинки – и это, конечно, влияло на тот факт, что нам удавалось их продать.

Кроме того, мы еще «развлекали клиента» – во всяком случае, что-то вроде этого. Тогдашний директор Fujiyama Records любить играть в бейсбол на траве. И если не хватало людей до нужного количества, то звали нас с Ютой. И мы как участники команды Fujiyama участвовали в бейсбольных соревнованиях.

Хоть каким-то следствием всех этих усилий, возможно, стало то, что «TO-SEARCH» смог попасть в инди-чарт на шестое-седьмое место. То есть удалось положить в копилку какой-никакой результат.

1986 год, постановочное фото.

Но главное – благодаря выходу пластинки у нас изменилась ситуация с лайвами.

Лайв в честь выхода «TO-SEARCH» мы сыграли в Shinjuku Loft'е. В то время реальное число людей, которые на нас ходили, не превышало ста человек – поэтому, конечно, мы выступали не одни. Но все равно: выступать в Loft'е главным номером – это было круто. И люди смотрели на нас уже по-другому.

На следующий год в Shinjuku Jam прошли два вечера подряд в рамках event'а BEAT FOR BEAT FOR BEAT – и на этом мы с ним закончили. А центр нашей концертной активности переместился в Shinjuku Loft и Shibuya La Mama.

Мы всей группой воодушевились и подумали: ну что, теперь надо делать альбом.

Это был «HURRY UP MODE».

Приступили к записи сразу, как начался 1987 год. Тяжело пришлось.

Недели две катались в студию Hiyoshi. Начинали около полудня – и до ночи. Когда заканчивали – надо было всех развозить обратно на машине, а утром опять за всеми заезжать.

Всего 12 песен. Причем Аччану приходилось и вокал записывать, и за рулем сидеть. [ 二週間近く、日吉のスタジオまでずっと通いでレコーディングしたんだ。昼頃から始めて、夜遅くまで作業して、終わったら車でみんなを送って、また午前中に迎えに回るっていう。 全部１２曲で。あっちゃんはヴォーカルだけじゃなく、運転も頑張ってたね。Всё так? То есть получается, что Сакураи занимался развозом? Кстати, на bucktickzone.com написано, что в тот период они все жили у него – но по 回る выходит, что это не так.]

В этот раз мы уделяли очень большое внимание всем деталям. Финальный trackdown занял ровно целый день: самый последний.

Когда мы делали предыдущую запись, нам было не до деталей. Шла борьба со временем, и забота была только одна: обязательно успеть записать все четыре песни за один день.

А на «HURRY UP MODE» все уже высказывали кое-какие пожелания: хочу, чтобы звучание было таким-то, хочу, чтобы гитара слышалась так-то.

Но идеи-то вырисовывались, а вот способы их осуществления приходилось искать на ощупь. Поэтому все занимало очень много времени. Закончили в самый последний день, утром. Все уже были на последнем издыхании.

И вот альбом «HURRY UP MODE» готов.

Снова мы все стали бегать по музыкальным магазинам и, кланяясь, предлагать свою пластинку. Тут и наши друзья-земляки стали помогать… Да, нам ведь очень помог Азами, он и сейчас работает в стаффе. Причем оплату он получил натурой: в пластинках. Саваки-сан дал их ему штук десять-двадцать и сказал: «Вот тебе гонорар». Если бы они до сих пор у него были, то сейчас он бы действительно мог сорвать куш. [? 逆に今も持ってたらプレミアついてるだろうね。]

Поэтому такие продажи через магазины выходили неплохими. Но просто сделать релиз – это скучно, и поэтому Саваки-сан предложил небывалую задумку.

Конкретно – «Bakuchiku Genshou» [«Феномен Бак-Тик»].

Я сперва не понял: почему такое название?
У Саваки-сана изначально были другие планы на зал Тоёшима Кокайдо, но он их в спешном порядке поменял и решил устроить там концерт BUCK-TICK. Итак, в день релиза альбома «HURRY UP MODE» должно было состояться наше первое выступление в концертном зале [с сидячими местами].

Замысел был, конечно, из ряда вон. Какая там вместимость в Тоёшима Кокайдо – восемьсот человек? А мы на свои лайвы и сто человек собирали с натяжкой. С какой стороны ни посмотри – это казалось неосуществимым.

Поэтому Саваки-сан придумал сделать стикеры с белой надписью по черному фону:

«Феномен BUCK-TICK, 1-е апреля, Тоёшима Кокайдо».

Ничего, кроме этого, написано не было. И вот началась операция по расклейке этих стикеров в Шинджюку, в Шибуе – в общем, по всему центру Токио.

И затея удалась.

26-е сентября 1987 года, празднование лайва в Аките. [Постеры с a-ha преследовали их постоянно x-D]

Идея использовать стикеры вместо флаеров – это был настоящий прорыв. Эти стикеры в больших количествах расклеивали там, где бывало много молодежи. Про это заговорили, и информация стала распространяться все шире.

Нам тогда опять помогли друзья из Гунмы. Разделились – и как пошли обклеивать центр Токио. Зрелище было потрясающее. Они ходили по городу и клеили эти стикеры буквально везде: на пешеходных мостах и на заграждениях, на стенах в метро и на столбах.

Причем если сейчас подумать – это ведь было незаконно. Наш стафф занимался расклейкой по ночам, и если появлялись служащие и начинали задавать вопросы – приходилось убегать, так мне рассказывали.

В решающий день было беспокойство о том, как все пройдет. Предварительно удалось продать около четырехсот билетов. Но в итоге собралось восемьсот человек или около того: в день концерта купили еще четыреста билетов. Зал оказался полным. Я этого никак не ожидал.

Разумеется, Саваки-сан разослал приглашения в рекорд-компании – и оттуда было много ответственных лиц, которые пришли на нас посмотреть. Конечно же, было удивительно, что никому не известная рок-группа смогла собрать народ в [сидячем] зале.

В общем, Саваки-сан сделал ставку – и она оправдалась. Когда мы обмывали лайв, к нам подошел человек из мейджор-компании и сказал буквально следующее:

«У меня есть желание вас продавать в качестве visual artist'ов».

Это был человек из Victor Invitation.

Был и еще один мейджор, который сделал нам предложение – но там существовала такая культура записи, когда [вместо] дебютирующей группы играют студийные музыканты.

И беседа с представителем данного мейджора не развеяла нашего беспокойства по этому поводу.

А Такагаки-сан – директор из Victor, с которым мы разговаривали – оказался человеком широкой души. «Предоставьте это мне!» – вот такого типа. У меня он вызвал положительные чувства, и я сказал, что лично меня все вполне устраивает. [??? ИЛИ «у него возникла к нам симпатия» и т. д.? Там одним абзацем идет следующее: でもビクターは、話したディレクター高垣さんが豪快な人でね。俺に任せろ！みたいなノリだったわけ。シンパシーを感じて、こっちなら大丈夫じゃないか、って。 ]

И вот – контракт. Мейджор-дебют, официально.

«Я стал профессионалом», – думал я. Меня, уже решившего все бросить и вернуться к нормальной работе, насильно притащил сюда Юта – и я выразил ему свою благодарность. Потому что если бы не это, то меня бы здесь просто не было.

_________________________________





 

@темы: 1977, колка дров, BUCK-TICK, "Кафе-бар". Я догоню (с), алюминиевые огурцы (с), "Прошу вас без грубостей! Я не выношу резких слов!" (с)

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Важный вопрос к тем, кто в Фиштанке дольше... двух, по-моему, лет (или если кто-то не дольше двух лет, но все равно в курсе, то прошу ответить).

В конверте с весенним Фиштанком (номер 091) лежало что-то, кроме журнала??

Просто я сейчас обнаружила в почтовом ящике разрезанный конверт, и если там был ежегодный сувенир, то... понятно, в общем.

UPD: Вопрос снимается.

@темы: BUCK-TICK

---

(с) imai-bt

_______________

14-е мая

Классическое ячменное шёчю "ЖЕНА СОСЕДА"

#недавно_имел_удовольствие_попробовать
#спасибо_за_угощение



16-е июня

[сверху вниз, справа налево:]

ЖЕНЫ
ВЫПИТЬ И СРАВНИТЬ
(с добавлением Rock Soda)
850 иен

100-процентный выращенный в Японии двурядный ячмень

классическое ячменное шёчю длительной выдержки
ЖЕНА ЗАГРАНКОМАНДИРОВОЧНОГО

классическое ячменное шёчю
ЖЕНА СОСЕДА






Сацума-шёчю
НОВАЯ
(белый солод / батат "белое изобилие")

Сацума-шёчю
БЫВШАЯ
(черный ячмень / батат "тысяча канов золота")

(с добавлением Rock Soda)
850 иен

ДЕВУШКИ
ВЫПИТЬ И СРАВНИТЬ






новое предложение:
ЗАПАХЛО ЖАРЕНЫМ
[букв. "поле битвы асур и девов"]

(с добавлением Rock Soda)
650 иен



#под_настроение
#не_перебрать
#осторожно_соблюдайте_умеренность
#авось-чан
#шюто_из_кацуо
#так_хорошо_идёт
#c_полным_стаканом_Rock-шёчю
#что_я_кажется_попааал~~
#было_вчера

______________________


 

@темы: колка дров, BUCK-TICK, ktsmyrsk!, анархия-кун

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"1977: Автобиография Ягами Тору" (глава первая)

_________________________

Просьба не репостить за пределами diary.ru.

NB: DO NOT retranslate/repost/otherwise use ANY part of this on facebook, tumblr, blogspot, etc., and DO NOT steal the scans.

_________________________

1.

ГУНМА

Родился я 19-го августа 1962 года.

Настоящее имя – Хигучи Такаши [隆]. Но вы, наверно, об этом знаете.

Откуда взялось имя… По-моему, отец выбрал. В народе означает – «чтобы в жизни было процветание [隆盛]».

Отца зовут Йошицугу [儀次]. Мать – Йошико [良子].

Отец сначала учился в Йокарэне. Знаете, что это? Вроде школы армейской подготовки. [На самом деле – школа подготовки пилотов-камикадзе.] Он пошел туда добровольцем, его приняли – но, когда война кончилась, ему пришлось вернуться в родные места, и он там устроился работать кем-то вроде подмастерья у электрика.

Компания называлась «A.-электричество». Она вроде и сейчас существует.

Кстати, был интересный случай. Проводили фотосессию для бонусного материала к PICTURE PRODUCT, снимали в одном из наших местных синтоистских храмов. У меня за спиной оказалась ограда храма, на которой было выбито название фирмы, пожертвовавшей храму средства – и так случайно совпало, что фирма была та, где работал мой отец [компания Akuzawa Denki – действительно, существует и поныне].

Неожиданно было.

Но в 30 лет он покинул эту фирму и основал свою собственную.

Компания называлась «N.-электроснабжение». Они занимались в основном тем, что прокладывали электрокоммуникации, делали проводку в строящихся домах. Это было примерно тогда же, когда он женился на нашей маме.

Дела у фирмы в период подъема шли очень даже неплохо. Я и сейчас помню, что газета «Джёомо» помещала отца в список самых богатых людей Гунмы.

Ну, а мы как бы такие барские детки.

У нас даже домработница была. Вернее, «помощница по хозяйству»: о-тэцудаи-сан. Мне кажется, вокруг больше ни в одном доме такого не было.

Состав семьи был следующий: родители, аники старше меня на пять лет и онэ-чан, старше на десять лет. И еще бабушка. Потом родился Юта, и в семье стало семь человек. Но вообще в нашем семейном дереве масса ответвлений.

Начать с того, что отец был женат четыре раза.

Мы с Ютой – дети от второй жены. А онэ-чан и аники – от первой. На самом деле у меня есть еще один старший брат, другой, но он остался с первой женой отца.

Так что онэ-чан и аники поначалу жили хоть и тоже в Такасаки, но в другом месте: у дедушки с бабушкой. И отец наш, он тоже – был то там, то здесь.

Об этом вы, наверно, не знали. Но примерно тогда, когда родился Юта, мы все стали жить вместе.

Короче, чтобы было понятно – отец в какой-то момент забрал двоих детей от предыдущей жены.

Он, похоже, имел огромный успех у женщин. Да еще лицо такое, иностранщиной отдает. [букв. batakusai – «воняющее сливочным маслом» :-0 :-0].

Так как отец возглавлял процветающую фирму, он был очень занят работой. Я практически не помню, чтобы он когда-то со мной играл.

Но осталось воспоминание о том, как он брал меня с собой в коллективный выезд для сотрудников фирмы. Я хоть и говорю «выезд», но на самом деле это все было в Гунме. Мы ездили в храм Морин-дзи, известный по сказке «Счастливый чайник» [1, 2] – он там у нас буквально по соседству. С той поездки и фотографии остались.

Когда я был маленьким, в штате компании «N.-электроснабжение» было около 30 человек. Так что фирма была достаточно крупная и солидная.

А мама хоть и была замужем за отцом, но после того, как он основал фирму, пошла к нему туда работать, вести бухгалтерию.

Но это все, опять же, менялось. Мать с отцом дважды женились и дважды разводились.

Сначала была женщина, которая родила аники и онэ-чан. Она была первой женой отца.

Второй раз он женился на нашей с Ютой маме. Мама один раз уходила от него, а потом вернулась, и они поженились снова. Но дела опять не пошли на лад, и последовал второй развод. И затем отец снова женился, уже на другой женщине. То есть всего он женился четыре раза, из них второй и третий раз – на нашей маме.

Сложно, да?

Уже просматривается нынешний облик. Ани в пятилетнем возрасте.

Я родился в Такасаки.

Жил сначала рядом с центральными коммерческими кварталами, в месте, которое называется Токива-тё.

Токива-тё – это самый центр Такасаки. Надо от вокзала спуститься по склону, и там рядом проходит Национальная трасса №17. Это большая магистраль, соединяющая Токио с Ниигатой. На ней дикое количество машин. И рядом же протекает речка под названием Карасугава. Раньше она часто выходила из берегов, вода доходила до прихожей, и вся обувь у нас пускалась вплавь.

Кстати, этот наш дом был довольно странный: там прямо во двор воткнули светофор. То есть он, светофор, торчал посреди нашего двора.

Даже не знаю, почему так сделали. Наверное, из-за трассы номер семнадцать не могли поставить его снаружи.

Поэтому всякие грузовики стояли и ждали зеленого сигнала прямо у нас перед носом. И из-за этого двор был весь наполнен выхлопами. Наверно, в такое даже трудно поверить, но у нас с Ютой постоянно шла носом кровь – скорее всего, из-за плохого загазованного воздуха.

Дом был одноэтажный, и до рождения Юты мы там жили втроем: отец, мама и я.

Но для того, чтобы мы могли жить все вместе, отец в срочном порядке поставил во дворе модульный домик, и там стали жить онэ-чан и аники. И я тоже часто присоединялся, ходил к ним туда играть.

Они поселились у нас в то время, когда я ходил в детский сад.

Но встретились мы уже не впервые. Я несколько раз их видел, когда бывал у дедушки. Да. Поэтому казалось скорее, что это дети каких-то родственников.

И вдруг папа их привозит и говорит: «Это твои онэ-чан и аники», и я такой – «о, так у меня есть брат и сестра?»

Когда они приехали, то… по-моему, я по большому счету был рад. Совсем не было никакого протеста. Наверно, у меня просто такой характер: я абсолютно спокойно все воспринял.

«Что еще за аники и онэ-чан? Откуда они вообще взялись?!» – нет, нет, так я не думал. Но я же был еще совсем маленький, дошкольник.

Скорее думал – «о-о, оказывается, у меня есть брат с сестрой, будем теперь жить все вместе, вот здорово».

И как раз в то время родился Юта – еще и поэтому как-то радостно и волнующе было.

Так что вот: нас вдруг стала толпа детей, целых четверо. И я, который всегда был единственным ребенком, внезапно очутился в семье из семи человек, где стало шумно и оживленно.

С мамой и недавно родившимся Ютой.

Я радовался, когда Юта родился. Он ведь был такой кавайный, щечки кругленькие, загляденье.

Но его все звали не «Юта», а «Ютан». А сам он, видимо, стеснялся такого имени, так как стал называть себя «Юта». Но наша старшая сестра до сих пор зовет его «Ютан».

Помню, Юте было года два. У нас во дворе стояло большое пластмассовое ведро для мусора, и мама выбросила туда заплесневевший мелонпан. Юта это увидел, достал мелонпан из ведра и съел. Мама подняла панику: и в рот ему залезала, чтобы рвоту вызвать, и сейроган давала – а он смотрит на нее озадаченно. Очень хорошо помню.

Так как он был младшим ребенком, то все, конечно, его любили и баловали.

В нашей крошечной дворовой пристройке был письменный стол, и это стало таким местом, где делали уроки, играли – в общем, где собирались дети.

Проигрыватель постоянно играл музыку, но я не помню, чтобы особо ее слушал. Музыку обожали онэ-чан и аники – они оба.

Я был младше, поэтому меня часто посылали за колой. На перекрестке был магазинчик сладостей, и мне часто поручали: «Ну-ка, сбегай».

Но я был совершенно не против. Я очень любил аники.

Отношения между нами, детьми, были совсем неплохими. Да и в целом в семье.

Но отца практически не бывало дома. Он был главой фирмы, по вечерам ходил на какие-то ужины с партнерами. Да и вообще много еще чего делал.

Отец был человеком эгоистичным, и нас всех это сильно затрагивало. Наверно, в такой черте была и какая-то его притягательная сила, но, очевидно, временами это становилось невозможно выносить.

Думаю, маме приходилось очень тяжело.

И хоть мы все так хорошо ладили, через некоторое время она ушла из дома: видимо, не смогла больше терпеть.

Она не делала различий между детьми, ко всем относилась одинаково, но если подумать – ей ведь наверняка приходилось очень трудно. А отца при этом никогда нет дома – он где-то там развлекается.

При этом она была очень стойкой. Никогда при мне не показывала и малой доли своих [отрицательных] эмоций. Вот такая у нас была мама, и я ее очень любил.

Но, когда я учился во втором классе начальной школы, родители впервые развелись.

Мама покинула наш дом в Гунме и уехала в Сидзуоку.

У нее там не было ни родительского дома, ничего – но она почему-то решила поехать именно туда.

Удивительно, да?

Мама у нас странный человек. Ничуть не уступает в этом отцу.

Сама она родом из Ямагаты, поэтому нас, детей, на летние каникулы всегда отвозила туда.

Но из Ямагаты каким-то образом приехала в Такасаки, устроилась на работу, случайно познакомилась с нашим отцом и вышла за него. А потом вот развелась и уехала в Сидзуоку. Да вдобавок еще и кончилось тем, что она в этой Сидзуоке стала заправлять клубом и суши-баром.

Ну разве не круто? В краях, где у нее не было вообще никаких знакомых, всего за каких-то два года стать владелицей клуба и суши-бара.

Сама мама рассказывала, что поначалу работала в месте типа клуба – и постепенно стала там кем-то вроде старшей сестрицы, которая всем заведует, и остальные девушки ее обожали. Но через некоторое время она оттуда ушла и открыла свое собственное заведение неподалеку – переманив к себе одну за другой всех девушек с предыдущей работы.

Так как девушек переманили, предыдущее заведение разорилось, и его владелец в конце концов сказал маме: «Все-таки крутая ты баба, хоть и такое кошмарное дело со мной сотворила».

Дальше – больше: клуб приносил хороший доход, а у одного из клиентов клуба было убыточное суши-заведение, и мама его перекупила.

Причем установился даже такой порядок, что гости приходили к ней в клуб развлекаться, а после этого шли в ее же суши-бар.

Иначе говоря, и у отца, и у мамы были какие-то свои способности к бизнесу, необходимая для этого энергия. Круто, конечно. У обоих – талант к зарабатыванию денег.

Но детям, разумеется, пришлось нелегко. Ведь мать же ушла.

Домом стала заниматься помощница, так что с этим все было в порядке. Еще была бабушка, да и онэ-чан уже выросла.

Грустно ли мне было без мамы – да, конечно, грустно, но… я думаю, Юта грустил больше. Ему было четыре года: как раз тот возраст, когда хочется, чтобы мама баловала, ведь так?

Из того времени остались фотографии: коллектив отцовской фирмы на выезде.

Это был год Всемирной выставки в Осаке, и Юту взяли с собой. Мне надо было в школу, так что я остался дома.

И когда я посмотрел фотографии из этой поездки, то оказалось, что Юта на них везде плачет. Его специально взяли с собой, показать выставку – а он только и делал, что плакал. С ним поехала наша помощница по дому, и вот он ее там держал за руку – помощницу.

А я… Ну как сказать.

Даже не знаю. В детстве как-то сверху за всем наблюдаешь, на расстоянии.

И хоть обстановка в доме была сложная, я жил как обычно. Ведь когда происходят такие события, то ребенку ничего не остается, как только к ним подладиться.

Вот только когда ходил в гости в другие дома, то мог подумать: «О, а вот у всех обычно есть и папа, и мама». Но грустил я не настолько уж сильно.

Когда мать ушла, отец нам прямо сказал: «Мы с мамой развелись».

Но мои тогдашние эмоции – это вроде: «А что такое «развелись»»?

Вот как-то так.

С Ютой в Ямагате, на родине матери

После первого развода родителей мы с Ютой один раз съездили навестить маму. Онэ-чан отвезла нас в Сидзуоку. Мы отправились из Такасаки на поезде.

Никаких синкансэнов еще не было, так что поезда были обычные. Вот и тряслись там втроем, старательно преодолевали этот неблизкий путь. Для ребенка это было огромным приключением.

Потом встретились с мамой….. Мама, конечно, была очень рада.

Ездили посмотреть на море. В Такасаки-то его нет. Гунма – префектура без моря.

Так что вот. То, как мы все вместе ездили на море, очень хорошо мне запомнилось.

Ну, а по истечении двух лет отец с матерью снова сошлись, и мать вернулась в Гунму. Сказала – «это потому что вы у меня там остались, жаль мне вас». Когда она вернулась, я, конечно, очень обрадовался.

Клуб и суши-бар она, кажется, продала. В Сидзуоке мама провела всего лишь года два – но, по ее словам, сумела скопить десять миллионов иен, что очень круто. Ведь это было в 40-е годы Шёва. А сколько же получится, если эти деньги пересчитать по нынешней мерке?

Когда мама вернулась, не то чтобы все началось с чистого листа, но мы все-таки переехали в новый дом.

Это произошло, когда я учился в четвертом классе начальной школы. Отец построил двухэтажный отдельный дом, и мы туда въехали.

Переехали мы в место под названием Ооруи, потому что отец там родился. И там же жил дедушка. Это всего в трех-четырех километрах от городских районов Такасаки – но в то время было полнейшее ощущение, что ты оказался в деревне.

Там даже говор был другой – опять же, несмотря на малое расстояние. Выражались чуть грубовато. И из-за этого тоже казалось – «даа, ну и деревня».

Мне тогда было десять….. То есть примерно 45 лет назад, видимо? Там в то время еще оставались дома с крышами из мисканта. Честное слово. А я туда приезжал из школы в Такасаки, и в Ооруи про меня говорили: «Городской мальчик!»

В Ооруи изначально был дом, построенный дедушкой.

Сначала бабушка, аники и онэ-чан жили в том доме. Но дедушка умер, и они переселились в Такасаки, к папе.

А теперь, раз мама вернулась, решили все вместе вернуться в Ооруи. И построили новый дом возле дедушкиного.

Нет, когда так объясняешь, получается совершенно непонятно.




Дом в Ооруи был просто огромным.

120 цубо. [=400 кв.м.]

Деревянный, как было принято в те времена, но зато двухэтажный.

На втором этаже была просторная комната в западном стиле на 16 татами [=26,5 кв.м.], и она, как и наша пристройка в Такасаки, стала местом сбора детей. Там был стол, чтобы делать уроки, и музыкальный центр. Онэ-чан рано вышла замуж и покинула дом – а мы с аники, по моим ощущениям, все время проводили в той комнате.

Примерно тогда отца и поместили в список самых богатых людей. Для него это был самый успешный период.

Взять, например, машины: каждый раз, как выпускали новую модель, он покупал ее себе взамен старой. Ездил он всегда на Crown.

В то время Crown считалась автомобилем высшего класса. Помню, один раз отец сделал было попытку пересесть на Nissan Cedric, но сказал: «Нет, какая-то она не такая… Все-таки Crown лучше».

Но я, несмотря на все это, совершенно не думал – «до чего бы мне хотелось стать как отец, пойти по его стопам и заниматься электричеством».

В сочинении для выпускного альбома в начальной школе я и вовсе написал: «Хочу стать профессиональным гольфистом».

Тогда по воскресным дням показывали передачу Джамбо Озаки про гольф. Мой отец побеждал во многих турнирах по гольфу, и мама тоже играла в гольф.

Была еще манга, «Pro Golfer Saru» [«Обезьяна-гольфист»] – наверно, еще и поэтому я так увлекся.

Я часто брал мамину клюшку-драйвер и шел на рисовое поле, чтобы побить по мячу. Клюшка у мамы была короткая, женская, но я был в младших классах, и мне она приходилась в самый раз.

На поле после уборки риса остаются обрезки колосьев тут и там, я из них делал ти, ставил мяч – и бац по нему.

Вообще странно, конечно. Мало где найдешь таких младшеклассников.

Если бы продолжил дальше в том же духе – глядишь, как раз сейчас и стал бы… профессиональным гольфистом.





Сейчас мне ясно, что вся моя музыкальная составляющая – это влияние онэ-чан и аники.

Они оба любили музыку и слушали много всего.

Отец изначально тоже был любителем музыки. У него был проигрыватель, куда с грохотом вставлялись кассеты громадных размеров – это называлось 8 Track. И он на нем слушал латино-музыку.

Аи Джёджи, Перес Прадо. Не знаете такого? У него, например, была песня «Mambo No. 5».

Ну, а у мамы был свой вкус: она любила Кошиджи Фубуки [1, 2] и Мисору Хибари. Она могла даже поехать в театр Шинджюку Кома на концерт, настолько ей нравилось.

Что слушала сестра… Она ведь на 10 лет меня старше, и ей нравилось то, что было тогда самым модным. GS, например. [= "group sounds": 1, 2, 3.] Особенно она любила The Tigers и Tempters. Но в Tigers ей больше нравился не Джули, а Кахаши Кацуми. Предпочтения у нее были тонкие. Какие-то прямо айдолы-айдолы ей не нравились.

Аники ходил в христианскую школу «Нииджима Гакуэн». Это та же школа, куда ходил Хотэи (Томоясу)-сан. Она объединяла и средние, и старшие классы, и еще там носили обычную одежду, а не форму, из-за чего все выглядели очень по-взрослому.

В те годы в других средних школах Такасаки стриглись под ноль – а эта школа была частной, там можно было и длинные волосы отрастить без проблем. Потому и в музыкальном отношении там все было так продвинуто.

Аники больше всего любил CCR [Creedence Clearwater Revival] и Grand Funk Railroad. У него были все их пластинки.

Он часто слушал такую музыку в нашей пристройке во дворе. Да, еще в те времена, когда мы жили в Такасаки, в городе.

В комнате стоял проигрыватель старого образца, сделанный под мебель. И он слушал на нем пластинки. А еще по радио в воскресенье передавали лучшую десятку западных хитов. Так что и я заодно услышал много таких хит-парадов западных песен, хотя был еще только в младших классах.

Все-таки музыку начинаешь любить, когда постоянно ее слышишь. Не то чтобы это называлось «промывка мозгов», конечно. Но вот была песня – по-моему, «Black Magic Woman» Карлоса Сантаны. Разумеется, такому маленькому ребенку она при первом прослушивании должна показаться неприятной.

Но когда слышишь ее каждый день, то думаешь: «Наверно, это тоже такая латино-музыка» – и принимаешь. «А мне нравится! Карлос Сантана-сан – крутой!» Да, очень необычно меняются мысли.

Поэтому я и сам рано начал покупать пластинки.

Во втором классе, по-моему. Думаю, в этом повлияли онэ-чан и аники.

Я купил «Let It Be» Битлз.

Заказал и купил.

Где же это было… Есть такая объездная дорога, соединяющая Такасаки и Маэбаши, называется Такасаки-байпас, и возле нее был громадный магазин пластинок – «Сакаи Рекордс». Но он вроде появился позже… Наверно, это все-таки был магазин пластинок в центре Такасаки.

Да, «Let It Be» у меня вызывает очень ностальгические воспоминания.

Так как я забронировал эту пластинку заранее, то мне, помню, даже достался постер в нагрузку.

Такое ощущение, что наша комната из сборной пристройки, стоявшей во дворе, в нетронутом виде перенеслась на второй этаж нового дома в Ооруи.

Сбоку стояла двухэтажная кровать. На ней спали мы с аники. Еще были пластинки и музыкальный центр.

Когда мы переехали, я учился в четвертом классе начальной школы, а аники уже пошел в старшие классы. Онэ-чан через некоторое время вышла замуж и переселилась в другой дом.

В то время аники начал играть на барабанах – и притащил в нашу комнату ударную установку.

Но он скорее помогал разным группам, чем пытался собрать свою собственную. Ведь на барабанах мало кто умеет играть, да еще в Гунме.

Поэтому, как только он научился немного играть, со всех сторон пошли просьбы: «Не поможешь ли нашей группе?» «А нашей не поможешь?» И вот он каждый день грузил драм-сет в машину и куда-то отправлялся. Как такой резервист для экстренной помощи.

Раз было столько просьб, то в его мастерстве, по-видимому, никто не сомневался. Мне, младшекласснику, казалось, что он играет очень умело.

Но почему он не собирал свою собственную группу – это, конечно, загадка.

Драм-сет был установлен у самой стены[, параллельно ей]. Сейчас понятно, что таким образом звук «поворачивается» и делается приятным. И аники физически ощущал такие вещи. Я постоянно видел его спину, когда он сидел за барабанами.

Тору, старший брат. До переезда, в старом доме в Токива-тё.

Среднюю ступень обучения аники закончил в «Нииджима Гакуэн», а дальше пошел в Техническую высшую школу Такасаки на полузаочное обучение.

Видимо, так задумал отец: ему хотелось, чтобы он пошел заниматься электричеством и унаследовал фирму. Только вот никто ее так и не унаследовал в итоге.

Что я слушал после переезда в Ооруи…..

….А-а, Carol же!

Аники тоже слушал Carol, поэтому я их полюбил. До этого я слушал исключительно западную музыку, и это была первая отечественная группа, которая мне понравилась.

«Funky Monkey Baby» я слушал как ненормальный, по несколько раз. Она коротенькая, всего две минуты десять секунд или около того, так что я снова и снова ставил ее с начала.

У Carol я послушал вообще все песни.

Ну и, конечно же, западные группы.

Лед Зеппелин. Сначала я благодаря брату услышал их «Эмигрантскую песню», и тот отпечаток, который они оставили, со временем становился все более глубоким. «Вот это круто, вот это настоящий рок». По-моему, я слушал скорее не альбомами, а синглами. Уходить в эту музыку с головой я начал позже.

Заодно с Zeppelin идут воспоминания о King Crimson. Обложка их первого альбома произвела нешуточное впечатление на детское сознание. «Уэ-э!» типа. В общем, это лицо меня напугало.

Но наряду с такой музыкой я по-прежнему продолжал слушать хит-парады, и мне еще очень нравилась «Rose Garden» Линн Андерсон.

Еще я любил слушать смешные песни, такие, как «Gekkou Kamen» группы The Mops.

Онэ-чан тоже оказала на меня влияние в плане музыки, но все же влияние аники было гораздо более значительным, просто огромным. Да, это так. Ведь он играл на барабанах. Как приволок драм-сет, опустив его на пол посреди нашей комнаты – так и стучал потом каждый день без передышки.

Я постоянно смотрел на то, как он сидит в углу и барабанит. Мне самому тоже хотелось попробовать, но я боялся прикасаться к барабанам. Ведь они же принадлежали аники.

Изредка, когда его не было дома, любопытство пересиливало, и я пробовал поиграть. Но, похоже, мне не удавалось положить палочки на место точно так же, как они лежали до этого. Аники приходит домой и спрашивает: «Трогал барабаны?» А я прикидываюсь дурачком: «Э? Ничего я не трогал».

Но когда я был в первом классе средней школы, он мне сказал: «Раз тебе так интересно, давай я тебя научу».

И аники показал мне, как надо барабанить. Мы с ним вдвоем держали палочки и вместе барабанили. Как «двое в одном хаори».

Хотел ли я до этого играть на инструментах, собрать группу… Если сейчас подумать – не могу сказать, что таких мыслей вовсе не было.

Потому, наверно, я и наблюдал с громадным интересом за тем, как аники упражняется в игре.

В то же время я смутно припоминаю, что думал так: барабанить мне нельзя, так как этим уже занимается брат. Даже не знаю, почему. Тогда, значит, гитара. …Но зажимать струны очень трудно, да еще и руки болят.

Просто в то время рядом со мной уже были группы. У родственников были близкие нам по возрасту дети, и они тоже играли в группах. Их старшая сестра собрала с подругами гёрлзбэнд, который играл каверы на The Runaways. Потом, когда в средней школе собралась моя первая группа, все участники учились играть у тех детей.

Так что когда я учился у аники стучать на барабанах, то, видимо, уже понимал, что группы – это хорошо.

Но вообще аники был очень тихий. Мы иногда могли пойти вместе за пластинками, но чтобы мы с ним играли-развлекались – такого я как-то не помню. Еще он не любил фотографироваться. Когда мы фотографировались всей семьей, он говорил «я лучше не буду» и убегал. Такой был человек.

Когда я поступил в среднюю школу, то хотел играть в бейсбол. Но мне ужасно не нравился учитель, который руководил бейсбольной секцией. Он был реально из тех, кто может отвесить ученику затрещину вообще ни за что.

Так что в первый и второй год я был в секции настольного тенниса. Но потом тот ненавистный мне учитель уволился, и я смог вздохнуть свободно и записаться наконец на бейсбол.

Благодаря настольному теннису у меня улучшилось динамическое зрение – и теперь, играя в бейсбол, я мог разглядеть вращение мяча в полете. Честное слово. Летом мы с нашим тогдашним первым питчером участвовали в играх, где на кон ставилось мороженое или что-то типа этого. Я часто был отбивающим. Наша бейсбольная секция была очень высокого уровня, и если бы я как следует постарался, то, возможно, это занятие увлекло бы меня целиком.

Конечно, у меня в комнате стояли барабаны аники, и я не мог бы сказать, что музыка меня не интересует. Но играть самому – таких мыслей еще не было.

Да…

…Да, конечно же, все дело было в этом. В смерти аники.

Брат умер, когда я учился в третьем классе средней школы. В мае.

Его смерть стала следствием аварии. Но умер он не сразу после нее: какое-то время все было нормально, он {поправлялся} дома. [しばらくは大丈夫で家で療養した] А скончался внезапно, спустя два года.

То есть авария произошла в первый год моей учебы в средней школе.

Его сбила машина у дома.

Все произошло вечером. Перед нашим домом в Ооруи проходила Национальная трасса №354. Аники возвращался из школы на мотоцикле. В тот момент раздался грохот, и кто-то закричал: «Авария!»

Это произошло прямо перед домом, поэтому все тут же выбежали. Увидели машину. Лобовое стекло – в хлам. Все, конечно, сразу: «Кого сбили?!» Рядом был пустырь, где на земле лежал аники.

Видимо, его здорово отбросило в сторону.

Поднялась паника. На аники не было шлема: в то время это не являлось обязательным. Тут же вызвали скорую. Скорая отвезла в больницу.

Но это же были семидесятые. Медицина еще не была такой точной, как сейчас.

Энцефалограмма нормальная, кости целы – и аники в тот же день вернулся домой. Все, включая родителей, приговаривали: слава богу, как хорошо, что обошлось без травм… И больше не думали об этом.

Но со временем аники стал все чаще жаловаться на головную боль. Раньше он никогда ни о чем подобном не говорил. Кажется, это было что-то типа мигрени. Голова у него болела беспрерывно. Он очень из-за этого мучился.

Провели повторное обследование. Но и на этот раз ничего не нашли. Сказали – отклонений от нормы нет.

Из-за головной боли аники даже не мог устроиться на работу. При том, что отлично все умел. [? Или «при том, что в школе учился отлично»? あんなに出来が良かったのに。] Один раз пошел в фирму, которая вроде занималась инженерными работами, но и там не смог пробыть долго. Периоды, когда он находился дома с плохим самочувствием, становились все длиннее. [Как и чуть ранее, используется странный глагол 診療した, который буквально переводится как «лечился», «поправлялся», «выздоравливал», но фактически обозначает лишь ситуацию «лежал и болел».]

А потом, когда я учился в третьем классе средней школы, он внезапно умер.

Однажды утром я проснулся – а его уже не было в живых. Ничто этого не предвещало. Скоропостижная смерть, в полном смысле. Бабушка пошла его будить – а он не дышит.

Тору, старший брат. В доме в Ооруи, на энгаве.

Это не укладывалось у меня в голове.

Ведь с ним только вчера все было нормально. Еще вчера человек был – а сегодня его вдруг не стало.

Поэтому я не видел его лица после смерти. Я не мог отвернуть ткань, чтобы попрощаться с ним в последний раз. Конечно же, просто не хотел убеждаться в том, что это действительно произошло.

Разумеется, смерть аники стала шоком для всей семьи.

Онэ-чан тогда много времени проводила у нас, и по вечерам часто приходила пьяной. Наверно, просто не знала, как смириться со смертью младшего брата, и справлялась как могла.

Как раз в то время Юмин выпустила свой первый сингл как Мацутоя Юми – «Shiokaze ni chigirete» [«Соленый ветер разметал обрывки»], и это совпало со смертью аники. Когда я слушал эту песню в те дни, у меня начинало с огромной силой колотиться сердце. Было полное душевное смятение. Там есть слова: «Почему я не могу заплакать? Ведь мне так страшно грустно». И это очень походило на мои собственные эмоции.

Такого опыта у меня не было больше никогда: ни до, ни после.




Прошло какое-то время: кажется, сорок девять дней. Видимо, уже были мысли о том, что пора подводить черту.

Отец сказал: «Я, пожалуй, уберу барабаны».

Барабаны, которые были у нас в комнате. Они все еще стояли так же, как при жизни аники, и отцу наверняка было тяжело это видеть.

Но я вдруг отреагировал:

«Не убирай. Я буду играть».

Это вырвалось у меня само собой, я даже подумать ни о чем не успел.

Аники не стало – а теперь не станет даже его вещей. Я не мог с этим смириться. Отец сказал, что уберет барабаны – вот я и… И только, да. Хотя бы это.

С этого момента и началось: я стал играть на барабанах аники.

Как не начать, если я получил их от него на память.

К барабан[ам] Pearl прилагался учебник с гибкой пластинкой. Я сидел один за установкой, слушал эту пластинку и барабанил в поте лица.

До тех пор я не слишком задумывался о будущем. Но тогда впервые подумал, что это занятие – переданная мне миссия.

Видимо, так оно и бывает в жизни. Это стало для меня отправной точкой: то, что я как бы принял свою судьбу.

То есть «хоть я и не собирался этого делать, но это переданный мне путь».

На свете так много людей, которые блуждают и не могут найти того, чем хотели бы заниматься – но, я думаю, когда-то ко всем приходит это понимание. «О, вот оно, вот чему мне надо посвятить свою жизнь». Сколько бы лет человеку ни было. [Правильно? やりたいことが見つからないって、迷っている人もいっぱいいるだろうけどさ、それはいつか気づくもんなんだと思うよ。ああ、俺が生涯を賭けてやるのはこれなんだ、これだったんだ、って。何歳になってもさ。]

Та самая комната. С другом, репетиция для группы.

Похороны брата, кажется, прошли обычным чередом.

Я говорю «кажется», потому что не был на них.

Это не специально получилось: просто похороны совпали со школьной экскурсионной поездкой. Мне было все равно, ехать или не ехать, но отец сказал: «Можешь не быть на похоронах. Поезжай».

Наверно, пожалел меня: мало того, что потерял брата, так еще и лишится впечатлений от экскурсии.

Но у меня было не то настроение, чтобы я мог получать удовольствие.

Мы поехали в Фукусиму. В Фукусиме жила мамина младшая сестра. Она, взволнованная, специально пришла повидать меня туда, где мы остановились. «Такаши-кун, как ты? В порядке?»

Поэтому у меня нет абсолютно никаких воспоминаний об этой экскурсии. Куда мы ходили, что ели – не помню совершенно ничего.

Все же это был первый опыт человеческой смерти.

Потом еще умерла бабушка, но ей было 88 лет. То есть она прожила свою жизнь до конца, как положено. А аники было двадцать.

Я стал задумываться о том, что же такое смерть. Ощущал ее совсем рядом с собой......

Но назваться «Ягами Тору» я решил не прямо тогда же, а позднее.

После того, как была создана группа SPOTS, мы собрались участвовать в конкурсе, и там нужно было написать имена участников. Наш гитарист взял себе сценический псевдоним – и я подумал, что тоже должен это сделать.

И выбрал имя «Ягами Тору».

Хотя вообще мне вспоминается, что я еще гораздо раньше начал думать о том, чтобы взять имя аники, «亨/ Тору».

Ведь мои барабаны перешли ко мне в наследство от аники, и вместе с ними словно бы передалась его последняя воля.

Думаю, прежде всего дело было в том, что я не мог принять факт его смерти.

Вас интересует, откуда взялось «Ягами»?

«Ягами» – это из-за благозвучия. Я любил Carol и Эи-чана.

Поэтому сначала мне хотелось назваться «Ядзава Тору». Но в группе Alice был гитарист с таким именем. Я подумал – нет, тогда не пойдет.

И выбрал «Ягами». Там в середине звонкий согласный, получается как раз в духе Эи-чана. А если так – то и нормально, решил я.

Так что если бы в Alice не было гитариста с таким же именем, то меня, наверное, звали бы «Ядзава Тору».



Вот такую роль сыграл аники в моей жизни: поистине огромную.

С regent'ом на голове. На стенах — постеры с Carol и Эи-чаном.

Восстанавливался я после смерти аники... постепенно. Иначе не скажешь.

Время не решает никаких проблем – но все же было чувство, что действительно нет иного выхода, кроме как довериться времени.

Когда умер аники, я учился в [последнем] третьем классе средней школы. Был май[, начало учебного года]. Но после того, что случилось, практически всю учебу я пропустил. Так как закончить среднюю школу считается обязательным, мне дали выпуститься автоматом, хотя занятия я практически не посещал.

Как бы там ни было, в старшую школу я тоже поступил. Школа «Маэбаши Икуэи».

Но провел там всего три-четыре месяца, больше не смог. И перед летними каникулами подал официальное заявление о том, что прекращаю учиться.

Это сейчас та школа специализируется на подготовке к вузам и известна тем, что из нее выходят звезды футбола. А тогда там были сплошные хулиганы с regent'ом на голове. Я подумал, что для меня нет никакого смысла там находиться. И аники в каком-то смысле меня не отпускал. В школу я перестал ходить сразу же.

По утрам садился на велосипед и делал вид, что еду туда, а сам проезжал мимо школьных ворот и отправлялся в одно помещение для клубных занятий в городе Маэбаши, где встречался с приятелями.

Мы только и делали, что болтали о всяком и слушали Carol. А когда наступал вечер, я ехал домой. И так каждый день. Никакого смысла ходить в школу я не видел.

Там пытались на меня воздействовать, говорили: «Может, все-таки постараешься?» Но я настоял на своем – «нет, хочу уйти», и им пришлось принять мое заявление.

Но и бросив школу, я продолжал в том же духе: ни работы, ничего.

Каждую ночь допоздна записывал из радиоэфира на кассету всякую всячину. Потом спал до полудня. Проснувшись, до самых сумерек упражнялся в игре на барабанах.

Да, на барабанах играл ежедневно.

Ну, с общепринятой точки зрения я был, конечно же, форменным тунеядцем.

Думаю, что и отец, и мать сильно беспокоились. Да и бабушка постоянно меня ругала.

То есть, я хочу сказать, из близлежащих домов постоянно звонили с жалобами. Типа, «потише!» «Сколько можно»! Ну да, вот так. Я же стучал целые дни напролет.

Так как на меня жаловались со всех сторон, я закрывал ставни и шторы и играл в абсолютной темноте. Хотя, скажем прямо, звукоизоляцией это все равно не назовешь.

Но своих позиций я не сдавал ни на шаг. Родителям сказал: «Извините, конечно, но давайте вы мне позволите играть до сумерек». Такой и вышел уговор.

То есть летом я упражнялся дольше, чем зимой. С наступлением темноты прекращал игру. Короче, продолжал заниматься, в точности придерживаясь уговора.

Начинал я с самоучител[ей], играл Carol и рок-н-ролл пятидесятых. От аники осталось много пластинок, в основном их я и копировал. Играл также Битлз и Юмин. Например, «Kageriyuku heya» [«Над комнатой нависла тень»] – песню того периода, когда Юмин была Араи Юми.

Еще пытался играть Иноуэ Йосуи – но барабаны Понты-сана ((прим.ред.: Мураками «Понта» Шюичи)) оказались слишком трудными, так что пришлось отступиться.

Я располагал свободным временем, поэтому слушал много разного. Пробовал играть в разных жанрах.

Видимо, в то время заложилась основа моей игры на барабанах.

Хотя это скорее была не основа, а просто манера играть сугубо по-своему. Видимо, она у меня и в инди-период оставалась примерно такой же. [??? Или "наверно, в инди-период так всегда бывает"? 多分あの頃、自分の基礎ができたんだ。基礎というか完全に自己流だけど。インディーズの頃とか、ほぼそのまんまな感じだからね。]



Но лет в двадцать, когда я начал участвовать в конкурсах любительских групп, я познакомился со многими разными людьми. И таким образом встретился с Такахаши Макото-саном из группы BOOWY.

В то время любительская музыка в Такасаки была сферой влияния людей, которые изначально играли вместе с Хотэи-саном.

И вот, по-моему, это было после выхода альбома BOOWY «INSTANT LOVE».

[Мне сказали:] «Скоро будет группа под названием BOOWY, поработаешь секьюрити» – и поставили у переднего заграждения. [Загадочный момент. Хоть бы пояснили как-то.] И хоть я и слушал спиной, но ритм был потрясающий.

Влюбился я в них моментально.

Потом я зашел туда, где они отмечали лайв. BOOWY тогда еще были независимой группой и приезжали на разные мероприятия в качестве членов жюри, а лайвы обмывали в одной сетевой изакае.

И я тогда лично попросил Макото-сана: «Когда приедете снова – пожалуйста, если будет такая возможность, поучите меня играть на барабанах». Причем Макото-сан охотно согласился на мою просьбу. Мы обменялись контактами – и через несколько месяцев он посетил мою комнату.

Хотя он скорее не учил меня, а просто дал возможность наблюдать за своей игрой. И я два часа непрерывно смотрел, как Макото-сан играет на барабанах.

Но я действительно многому научился. Я понял, насколько халтурна эта моя манера игры «по-своему», и очень серьезно об этом задумался.

После этого я полностью перестроил свои основы с самого начала – чтобы моя индивидуальная манера опиралась на них. [? ていうか、俺のドラムはなんて自己流でいい加減なんだ、ってすごく反省したよ。そこからは基礎を徹底的にやり直した。基礎があっての自己流なんだな、って。]

Когда натыкаешься на стену, то начать все с нуля – это самый быстрый путь. Он кажется самым медленным – но он самый быстрый. Я очень остро это ощутил.

Оплату за урок Макото-сан получил в виде якинику. То есть я, конечно, приготовил деньги, но он сказал: «Денег не надо. Лучше поедим на них якинику». В небольшом отдалении от Такасаки, в Курагано, есть заведение корейской кухни «Чосэн Хантэн» – и мы пошли туда, взяв с собой участников SPOTS и Юту.

Макото-сан приехал в Такасаки забрать лицензию на вождение мотоцикла, а остановился у Химуро-сана.

Мы в тот раз о многом говорили: об используемой в игре фразировке, о римшотах. Это было для меня очень полезно. За все время до той поры Макото-сан стал единственным человеком, которого я мог назвать своим наставником.

И после того, как я переехал в Токио, он продолжал проявлять по отношению ко мне большую заботу. [Такахаши Макото также посодействовал в рекламе этой книги, его отзыв вынесен на обложку, вот такой: «Ани и бурные волны его жизни!! Это биография, которую обязательно стоит прочитать!!»]

Если же вернуться к нашему дому, то комната с барабанами стала чем-то вроде места для сбора хулиганов.

На балконе дома, с приятелями того времени. Ани лежит на полу.

Я ведь жил в деревне, а там слухи разносятся быстро. Прошел слух: «Вон там живет парень по имени Такаши, он не ходит в школу, постоянно дома – и всех у себя принимает. У него можно классно провести время». И у меня тут же начал собираться народ.

В то время старшеклассникам-хулиганам из Такасаки провести время было совершенно негде. Денег у них тоже не было. Дома у Имаи и Хиде происходило то же самое: все собирались в одной комнате.

Приходило огромное количеству народу с прическами regent и в кожаных куртках. Сначала это были только мои приятели, но потом они стали приводить и своих приятелей тоже, а те – своих, и поток людей неуклонно рос.

Уже после дебюта ко мне очень многие подходили и говорили: «Ани, я когда-то в Такасаки был у тебя в гостях. Вслед за таким-то увязался и пришел. Помнишь?»

Но сам я таких вещей не помню, как ни жаль.

Ведь ко мне столько народу приходило. Но, видимо, было действительно прикольно и интересно, раз у людей это так осталось в памяти. [? Или «все были прикольные и интересные, поэтому я говорю, что хорошо помню»? でも、ウチに来たヤツは面白かったんだろうね、ちゃんと憶えてるって言うんだから。]

Каким тогда был Юта?

Юта все время был в школе. И музыку еще не играл.

Правда, он тоже начал делать первые шаги по кривой дорожке – но как раз странно было бы, если бы не начал, учитывая окружавшую его атмосферу.

А старший брат ничего не делает, не работает, только до самого вечера стучит на барабанах. Как мог на это смотреть Юта? Наверняка думал: «Дурак какой-то».

Дома, завидев меня, он мне каждый раз говорил: «Аники, целыми днями стучишь, надоело уже».




Первая группа у меня была с ровесниками в средней школе.

Называлась Shout.

Видимо, под влиянием рок-н-ролла так назвали. Эта группа была самой первой.

В Shout был один шустрый парень, у него было много друзей, которые любили рок, и вот он организовал вечеринку, на которой собрались разные группы.

Сначала он обошел заведения центральных кварталов в поисках спонсорской поддержки. Решили сделать рекламу: взнос с одного спонсора был то ли пять тысяч иен, то ли десять, точно не могу сказать. И на обратной стороне флаеров напечатали множество названий разных заведений.

На мобилизованные средства сняли одноэтажный зал в Маэбаши, "Гунма-кен Кёику Кайкан" [«Образовательный центр префектуры Гунма»]. И провели рок-н-ролльную вечеринку: продали билеты, собрали пять-шесть групп, сыграли лайв.

Так что вот. В старших классах – хоть я в них и не учился – у меня были Shout. Вне дома я играл в Shout, а дома погружался в упражнения с барабанами.

Я собирался и дальше играть в этой группе, чтобы достичь в ней громадных высот.

Но наш вокалист уехал в Токио учиться в университете, и группа распалась. Все тогда как раз заканчивали школу, то есть мне было восемнадцать.

Конечно, я был очень расстроен. Восемнадцать лет, мечты о громадном успехе с группой – и вдруг эти мечты разбиваются.

Жизнь тоже переменилась.

Я стал рабочим на арматурном заводе.

Работать меня устроил муж старшей сестры.

Меня и самого уже посещали мысли на эту тему. Как можно не работать и постоянно заниматься одним и тем же? В восемнадцать лет люди обычно заканчивают старшие классы, да и группа моя распалась. Пора было провести черту.

На этой работе я думал только о том, что хочу стать взрослым самостоятельным человеком.

Работа на арматурном заводе заключалась – вполне буквально – в укладке арматурных стержней, один к другому. А потом их надо было зафиксировать такой проволокой, которая называется «обвязочный трос». И без лишних слов продолжаешь в том же духе.

Если бы я как следует постарался на этой работе еще года два-три, то, пожалуй, вполне смог бы стать и взрослым, и самостоятельным.

Труд был физический, и по сравнению с моими ровесниками, которые устраивались на обычную работу, я получал очень хорошую зарплату. Причем тем, кто после старших классов устраивался на фабрики, платили в месяц сто тысяч иен с чем-то – а мне, как правило, двести с лишним. Потому что с надбавкой за опасность разница получалась вдвое. Кроме того, чем больше ты делал, тем больше каждый год росла зарплата.

В те годы в Такасаки был настоящий бум лав-отелей, их строили повсюду – и на этих стройках я тоже много работал. Например, отель «Йокогама» рядом с Такасаки Каннон – его строил я. По-моему, он еще существует.

Но работа, конечно, была опасная. Как-то зимой строили начальную школу в Нумате, я поскользнулся на лесах и чуть не упал с четвертого этажа. Спасся благодаря сэнпаю, который меня удержал.

Если бы я тогда упал, то, скорее всего, меня бы сейчас здесь не было.

На арматурном заводе я в итоге проработал три года.

Одновременно с этим играл в группах. Разные люди из любительских групп просили меня им помочь. Ну, просто драммеров всегда мало.

Я в разных группах играл: и в рок-н-ролльных, и в party band'ах. По будням работал на заводе, а по воскресеньям – в группах.

Была группа под названием Rocking Dynamites. [?? Странно: он только что говорил, что групп было много, а теперь фразу строит так, будто она была одна.]

Это был копибэнд, исполнявший рок-н-ролл. Много песен из 50-х.

На басу у них играл бывший участник Shout.

А ударник еще и хорошо умел петь, поэтому искал второго ударника, который мог бы его подменять.

Но иногда он возвращался к барабанам, и тогда вокалистом становился я.

Вставал по центру и пел. Что пел? «Jeanie Jeanie Jeanie» группы Stray Cats. Как пел? Ясно, что так себе!

Rocking Dynamites. Ани — крайний справа. [А то мы не узнали.]

Но надо сказать, что сам я совершенно не хотел что-то [дальше с этим] делать. Без желания обидеть остальных – но для меня это была просто забава. Нечто из сферы хобби, целиком и полностью.

Моя работа – арматурный завод, а барабаны – мое хобби.

Поэтому однажды, когда мне был двадцать один год, я решил убрать драм-сет из комнаты. Решил, что пора уже полностью посвятить себя изготовлению арматуры.

Отец спросил: «Почему это ты вдруг убираешь барабаны?» Но я в то время захотел бросить музыку и заняться наконец цивильным трудом.

И, конечно же, именно в этот момент кто-нибудь обязательно попросит помочь с группой.

Так оно всегда бывает.

Думаешь – «всё, завязываю», и тут кто-то что-то предлагает. Не успеешь подумать, что «вот, я пошел на завод, стал взрослым и самостоятельным, деньги зарабатываю, а барабаны – это хобби», как вдруг приходит человек и говорит: «Я хочу создать группу с целью выйти в профессионалы. Поможешь?»

Это был S., гитарист. Группой, куда он меня пригласил и где я начал ему помогать, стали SPOTS.

И хоть я всерьез решил, что больше не буду играть ни в каких группах – для меня вдруг снова открылась некая собственная ниша.

Сколько я живу – у меня все время так происходило.

Кто-то всегда подобным образом вдыхает в меня жизнь.

С тех пор, как умер аники, мне постоянно так кажется.



[Обманчиво простая на вид, но очень сложная для перевода концовка главы: сплошные повторы слов + многозначность глагола 生かされる: «использовать наилучшим образом/ <- - поддерживать жизнь/оживлять и т.д.»

なんか俺の人生、ずっとそんな感じなんだよね。
いつもそうやって誰かに生かされてる。
兄貴がいなくなってから、ずっとそう思ってるよ。]

_________________________________









 

@темы: 1977, колка дров, BUCK-TICK

---

"1977: Автобиография Ягами Тору" (вкладка с иллюстрациями + предисловие)

________________

Просьба не репостить за пределами diary.ru.

NB: DO NOT retranslate/repost/otherwise use ANY part of this on facebook, tumblr, blogspot, etc., and DO NOT steal the scans.

________________

1977: Автобиография Ягами Тору

*

Посвящается Тору [亨],
старшему брату

+++++++

Предисловие

Мне всегда казалось, что писать автобиографию – это какое-то нахальство.

Читать их я скорее люблю, чем нет, но описание моего собственного жизненного пути – «что в этом может быть интересного?»

Однако в 2018 году, в 30-летнюю годовщину дебюта, мне несколько раз выдалась возможность оглянуться на свою жизнь.

Сам я в этом году отмечаю 56-летие.

Жизнь давно прошла серединную отметку.

И, хоть это и казалось мне нахальством, скоро уже надо будет подводить итоги этой самой жизни.

Подумал я об этом внезапно.

В жизни бывает всякое: «и горы, и долины».

Сменяют друг друга неудачи, предательства, иногда расставания.

Но есть также и встречи с друзьями, и радости.

И к каждому человеку однажды ночью приходит мысль о том, что он рад быть живым.

Моя жизнь, скорее всего, была повторяющейся чередой всего вышеперечисленного.

Именно эта мысль заставила меня подумать, что сейчас было бы неплохо написать свою автобиографию.

Да, бывало всякое –
но все-таки жизнь не так уж плоха.

Вот, наверное, и все, что я хотел бы сказать.

Жизнь Ягами Тору,
жизнь Хигучи Такаши,

– ни в той, ни в другой у меня нет никаких сожалений. Это были прекрасные 56 лет.

И дальше, само собой, будет так же.


Ягами Тору

__________________________


 

@темы: 1977, колка дров, BUCK-TICK