KTSMYRSK!!
_________________________
Просьба не репостить за пределами diary.ru.
NB: DO NOT retranslate/repost/otherwise use ANY part of this on facebook, tumblr, blogspot, etc., and DO NOT steal the scans.
_________________________
1.
ГУНМА
читать дальшеРодился я 19-го августа 1962 года.
Настоящее имя – Хигучи Такаши [隆]. Но вы, наверно, об этом знаете.
Откуда взялось имя… По-моему, отец выбрал. В народе означает – «чтобы в жизни было процветание [隆盛]».
Отца зовут Йошицугу [儀次]. Мать – Йошико [良子].
Отец сначала учился в Йокарэне. Знаете, что это? Вроде школы армейской подготовки. [На самом деле – школа подготовки пилотов-камикадзе.] Он пошел туда добровольцем, его приняли – но, когда война кончилась, ему пришлось вернуться в родные места, и он там устроился работать кем-то вроде подмастерья у электрика.
Компания называлась «A.-электричество». Она вроде и сейчас существует.
Кстати, был интересный случай. Проводили фотосессию для бонусного материала к PICTURE PRODUCT, снимали в одном из наших местных синтоистских храмов. У меня за спиной оказалась ограда храма, на которой было выбито название фирмы, пожертвовавшей храму средства – и так случайно совпало, что фирма была та, где работал мой отец [компания Akuzawa Denki – действительно, существует и поныне].
Неожиданно было.
Но в 30 лет он покинул эту фирму и основал свою собственную.
Компания называлась «N.-электроснабжение». Они занимались в основном тем, что прокладывали электрокоммуникации, делали проводку в строящихся домах. Это было примерно тогда же, когда он женился на нашей маме.
Дела у фирмы в период подъема шли очень даже неплохо. Я и сейчас помню, что газета «Джёомо» помещала отца в список самых богатых людей Гунмы.
Ну, а мы как бы такие барские детки.
У нас даже домработница была. Вернее, «помощница по хозяйству»: о-тэцудаи-сан. Мне кажется, вокруг больше ни в одном доме такого не было.
Состав семьи был следующий: родители, аники старше меня на пять лет и онэ-чан, старше на десять лет. И еще бабушка. Потом родился Юта, и в семье стало семь человек. Но вообще в нашем семейном дереве масса ответвлений.
Начать с того, что отец был женат четыре раза.
Мы с Ютой – дети от второй жены. А онэ-чан и аники – от первой. На самом деле у меня есть еще один старший брат, другой, но он остался с первой женой отца.
Так что онэ-чан и аники поначалу жили хоть и тоже в Такасаки, но в другом месте: у дедушки с бабушкой. И отец наш, он тоже – был то там, то здесь.
Об этом вы, наверно, не знали. Но примерно тогда, когда родился Юта, мы все стали жить вместе.
Короче, чтобы было понятно – отец в какой-то момент забрал двоих детей от предыдущей жены.
Он, похоже, имел огромный успех у женщин. Да еще лицо такое, иностранщиной отдает. [букв. batakusai – «воняющее сливочным маслом» :-0 :-0].
Так как отец возглавлял процветающую фирму, он был очень занят работой. Я практически не помню, чтобы он когда-то со мной играл.
Но осталось воспоминание о том, как он брал меня с собой в коллективный выезд для сотрудников фирмы. Я хоть и говорю «выезд», но на самом деле это все было в Гунме. Мы ездили в храм Морин-дзи, известный по сказке «Счастливый чайник» [1, 2] – он там у нас буквально по соседству. С той поездки и фотографии остались.
Когда я был маленьким, в штате компании «N.-электроснабжение» было около 30 человек. Так что фирма была достаточно крупная и солидная.
А мама хоть и была замужем за отцом, но после того, как он основал фирму, пошла к нему туда работать, вести бухгалтерию.
Но это все, опять же, менялось. Мать с отцом дважды женились и дважды разводились.
Сначала была женщина, которая родила аники и онэ-чан. Она была первой женой отца.
Второй раз он женился на нашей с Ютой маме. Мама один раз уходила от него, а потом вернулась, и они поженились снова. Но дела опять не пошли на лад, и последовал второй развод. И затем отец снова женился, уже на другой женщине. То есть всего он женился четыре раза, из них второй и третий раз – на нашей маме.
Сложно, да?
Уже просматривается нынешний облик. Ани в пятилетнем возрасте.
Я родился в Такасаки.
Жил сначала рядом с центральными коммерческими кварталами, в месте, которое называется Токива-тё.
Токива-тё – это самый центр Такасаки. Надо от вокзала спуститься по склону, и там рядом проходит Национальная трасса №17. Это большая магистраль, соединяющая Токио с Ниигатой. На ней дикое количество машин. И рядом же протекает речка под названием Карасугава. Раньше она часто выходила из берегов, вода доходила до прихожей, и вся обувь у нас пускалась вплавь.
Кстати, этот наш дом был довольно странный: там прямо во двор воткнули светофор. То есть он, светофор, торчал посреди нашего двора.
Даже не знаю, почему так сделали. Наверное, из-за трассы номер семнадцать не могли поставить его снаружи.
Поэтому всякие грузовики стояли и ждали зеленого сигнала прямо у нас перед носом. И из-за этого двор был весь наполнен выхлопами. Наверно, в такое даже трудно поверить, но у нас с Ютой постоянно шла носом кровь – скорее всего, из-за плохого загазованного воздуха.
Дом был одноэтажный, и до рождения Юты мы там жили втроем: отец, мама и я.
Но для того, чтобы мы могли жить все вместе, отец в срочном порядке поставил во дворе модульный домик, и там стали жить онэ-чан и аники. И я тоже часто присоединялся, ходил к ним туда играть.
Они поселились у нас в то время, когда я ходил в детский сад.
Но встретились мы уже не впервые. Я несколько раз их видел, когда бывал у дедушки. Да. Поэтому казалось скорее, что это дети каких-то родственников.
И вдруг папа их привозит и говорит: «Это твои онэ-чан и аники», и я такой – «о, так у меня есть брат и сестра?»
Когда они приехали, то… по-моему, я по большому счету был рад. Совсем не было никакого протеста. Наверно, у меня просто такой характер: я абсолютно спокойно все воспринял.
«Что еще за аники и онэ-чан? Откуда они вообще взялись?!» – нет, нет, так я не думал. Но я же был еще совсем маленький, дошкольник.
Скорее думал – «о-о, оказывается, у меня есть брат с сестрой, будем теперь жить все вместе, вот здорово».
И как раз в то время родился Юта – еще и поэтому как-то радостно и волнующе было.
Так что вот: нас вдруг стала толпа детей, целых четверо. И я, который всегда был единственным ребенком, внезапно очутился в семье из семи человек, где стало шумно и оживленно.
С мамой и недавно родившимся Ютой.
Я радовался, когда Юта родился. Он ведь был такой кавайный, щечки кругленькие, загляденье.
Но его все звали не «Юта», а «Ютан». А сам он, видимо, стеснялся такого имени, так как стал называть себя «Юта». Но наша старшая сестра до сих пор зовет его «Ютан».
Помню, Юте было года два. У нас во дворе стояло большое пластмассовое ведро для мусора, и мама выбросила туда заплесневевший мелонпан. Юта это увидел, достал мелонпан из ведра и съел. Мама подняла панику: и в рот ему залезала, чтобы рвоту вызвать, и сейроган давала – а он смотрит на нее озадаченно. Очень хорошо помню.
Так как он был младшим ребенком, то все, конечно, его любили и баловали.
В нашей крошечной дворовой пристройке был письменный стол, и это стало таким местом, где делали уроки, играли – в общем, где собирались дети.
Проигрыватель постоянно играл музыку, но я не помню, чтобы особо ее слушал. Музыку обожали онэ-чан и аники – они оба.
Я был младше, поэтому меня часто посылали за колой. На перекрестке был магазинчик сладостей, и мне часто поручали: «Ну-ка, сбегай».
Но я был совершенно не против. Я очень любил аники.
Отношения между нами, детьми, были совсем неплохими. Да и в целом в семье.
Но отца практически не бывало дома. Он был главой фирмы, по вечерам ходил на какие-то ужины с партнерами. Да и вообще много еще чего делал.
Отец был человеком эгоистичным, и нас всех это сильно затрагивало. Наверно, в такой черте была и какая-то его притягательная сила, но, очевидно, временами это становилось невозможно выносить.
Думаю, маме приходилось очень тяжело.
И хоть мы все так хорошо ладили, через некоторое время она ушла из дома: видимо, не смогла больше терпеть.
Она не делала различий между детьми, ко всем относилась одинаково, но если подумать – ей ведь наверняка приходилось очень трудно. А отца при этом никогда нет дома – он где-то там развлекается.
При этом она была очень стойкой. Никогда при мне не показывала и малой доли своих [отрицательных] эмоций. Вот такая у нас была мама, и я ее очень любил.
Но, когда я учился во втором классе начальной школы, родители впервые развелись.
Мама покинула наш дом в Гунме и уехала в Сидзуоку.
У нее там не было ни родительского дома, ничего – но она почему-то решила поехать именно туда.
Удивительно, да?
Мама у нас странный человек. Ничуть не уступает в этом отцу.
Сама она родом из Ямагаты, поэтому нас, детей, на летние каникулы всегда отвозила туда.
Но из Ямагаты каким-то образом приехала в Такасаки, устроилась на работу, случайно познакомилась с нашим отцом и вышла за него. А потом вот развелась и уехала в Сидзуоку. Да вдобавок еще и кончилось тем, что она в этой Сидзуоке стала заправлять клубом и суши-баром.
Ну разве не круто? В краях, где у нее не было вообще никаких знакомых, всего за каких-то два года стать владелицей клуба и суши-бара.
Сама мама рассказывала, что поначалу работала в месте типа клуба – и постепенно стала там кем-то вроде старшей сестрицы, которая всем заведует, и остальные девушки ее обожали. Но через некоторое время она оттуда ушла и открыла свое собственное заведение неподалеку – переманив к себе одну за другой всех девушек с предыдущей работы.
Так как девушек переманили, предыдущее заведение разорилось, и его владелец в конце концов сказал маме: «Все-таки крутая ты баба, хоть и такое кошмарное дело со мной сотворила».
Дальше – больше: клуб приносил хороший доход, а у одного из клиентов клуба было убыточное суши-заведение, и мама его перекупила.
Причем установился даже такой порядок, что гости приходили к ней в клуб развлекаться, а после этого шли в ее же суши-бар.
Иначе говоря, и у отца, и у мамы были какие-то свои способности к бизнесу, необходимая для этого энергия. Круто, конечно. У обоих – талант к зарабатыванию денег.
Но детям, разумеется, пришлось нелегко. Ведь мать же ушла.
Домом стала заниматься помощница, так что с этим все было в порядке. Еще была бабушка, да и онэ-чан уже выросла.
Грустно ли мне было без мамы – да, конечно, грустно, но… я думаю, Юта грустил больше. Ему было четыре года: как раз тот возраст, когда хочется, чтобы мама баловала, ведь так?
Из того времени остались фотографии: коллектив отцовской фирмы на выезде.
Это был год Всемирной выставки в Осаке, и Юту взяли с собой. Мне надо было в школу, так что я остался дома.
И когда я посмотрел фотографии из этой поездки, то оказалось, что Юта на них везде плачет. Его специально взяли с собой, показать выставку – а он только и делал, что плакал. С ним поехала наша помощница по дому, и вот он ее там держал за руку – помощницу.
А я… Ну как сказать.
Даже не знаю. В детстве как-то сверху за всем наблюдаешь, на расстоянии.
И хоть обстановка в доме была сложная, я жил как обычно. Ведь когда происходят такие события, то ребенку ничего не остается, как только к ним подладиться.
Вот только когда ходил в гости в другие дома, то мог подумать: «О, а вот у всех обычно есть и папа, и мама». Но грустил я не настолько уж сильно.
Когда мать ушла, отец нам прямо сказал: «Мы с мамой развелись».
Но мои тогдашние эмоции – это вроде: «А что такое «развелись»»?
Вот как-то так.
С Ютой в Ямагате, на родине матери
После первого развода родителей мы с Ютой один раз съездили навестить маму. Онэ-чан отвезла нас в Сидзуоку. Мы отправились из Такасаки на поезде.
Никаких синкансэнов еще не было, так что поезда были обычные. Вот и тряслись там втроем, старательно преодолевали этот неблизкий путь. Для ребенка это было огромным приключением.
Потом встретились с мамой….. Мама, конечно, была очень рада.
Ездили посмотреть на море. В Такасаки-то его нет. Гунма – префектура без моря.
Так что вот. То, как мы все вместе ездили на море, очень хорошо мне запомнилось.
Ну, а по истечении двух лет отец с матерью снова сошлись, и мать вернулась в Гунму. Сказала – «это потому что вы у меня там остались, жаль мне вас». Когда она вернулась, я, конечно, очень обрадовался.
Клуб и суши-бар она, кажется, продала. В Сидзуоке мама провела всего лишь года два – но, по ее словам, сумела скопить десять миллионов иен, что очень круто. Ведь это было в 40-е годы Шёва. А сколько же получится, если эти деньги пересчитать по нынешней мерке?
Когда мама вернулась, не то чтобы все началось с чистого листа, но мы все-таки переехали в новый дом.
Это произошло, когда я учился в четвертом классе начальной школы. Отец построил двухэтажный отдельный дом, и мы туда въехали.
Переехали мы в место под названием Ооруи, потому что отец там родился. И там же жил дедушка. Это всего в трех-четырех километрах от городских районов Такасаки – но в то время было полнейшее ощущение, что ты оказался в деревне.
Там даже говор был другой – опять же, несмотря на малое расстояние. Выражались чуть грубовато. И из-за этого тоже казалось – «даа, ну и деревня».
Мне тогда было десять….. То есть примерно 45 лет назад, видимо? Там в то время еще оставались дома с крышами из мисканта. Честное слово. А я туда приезжал из школы в Такасаки, и в Ооруи про меня говорили: «Городской мальчик!»
В Ооруи изначально был дом, построенный дедушкой.
Сначала бабушка, аники и онэ-чан жили в том доме. Но дедушка умер, и они переселились в Такасаки, к папе.
А теперь, раз мама вернулась, решили все вместе вернуться в Ооруи. И построили новый дом возле дедушкиного.
Нет, когда так объясняешь, получается совершенно непонятно.
Дом в Ооруи был просто огромным.
120 цубо. [=400 кв.м.]
Деревянный, как было принято в те времена, но зато двухэтажный.
На втором этаже была просторная комната в западном стиле на 16 татами [=26,5 кв.м.], и она, как и наша пристройка в Такасаки, стала местом сбора детей. Там был стол, чтобы делать уроки, и музыкальный центр. Онэ-чан рано вышла замуж и покинула дом – а мы с аники, по моим ощущениям, все время проводили в той комнате.
Примерно тогда отца и поместили в список самых богатых людей. Для него это был самый успешный период.
Взять, например, машины: каждый раз, как выпускали новую модель, он покупал ее себе взамен старой. Ездил он всегда на Crown.
В то время Crown считалась автомобилем высшего класса. Помню, один раз отец сделал было попытку пересесть на Nissan Cedric, но сказал: «Нет, какая-то она не такая… Все-таки Crown лучше».
Но я, несмотря на все это, совершенно не думал – «до чего бы мне хотелось стать как отец, пойти по его стопам и заниматься электричеством».
В сочинении для выпускного альбома в начальной школе я и вовсе написал: «Хочу стать профессиональным гольфистом».
Тогда по воскресным дням показывали передачу Джамбо Озаки про гольф. Мой отец побеждал во многих турнирах по гольфу, и мама тоже играла в гольф.
Была еще манга, «Pro Golfer Saru» [«Обезьяна-гольфист»] – наверно, еще и поэтому я так увлекся.
Я часто брал мамину клюшку-драйвер и шел на рисовое поле, чтобы побить по мячу. Клюшка у мамы была короткая, женская, но я был в младших классах, и мне она приходилась в самый раз.
На поле после уборки риса остаются обрезки колосьев тут и там, я из них делал ти, ставил мяч – и бац по нему.
Вообще странно, конечно. Мало где найдешь таких младшеклассников.
Если бы продолжил дальше в том же духе – глядишь, как раз сейчас и стал бы… профессиональным гольфистом.
Сейчас мне ясно, что вся моя музыкальная составляющая – это влияние онэ-чан и аники.
Они оба любили музыку и слушали много всего.
Отец изначально тоже был любителем музыки. У него был проигрыватель, куда с грохотом вставлялись кассеты громадных размеров – это называлось 8 Track. И он на нем слушал латино-музыку.
Аи Джёджи, Перес Прадо. Не знаете такого? У него, например, была песня «Mambo No. 5».
Ну, а у мамы был свой вкус: она любила Кошиджи Фубуки [1, 2] и Мисору Хибари. Она могла даже поехать в театр Шинджюку Кома на концерт, настолько ей нравилось.
Что слушала сестра… Она ведь на 10 лет меня старше, и ей нравилось то, что было тогда самым модным. GS, например. [= "group sounds": 1, 2, 3.] Особенно она любила The Tigers и Tempters. Но в Tigers ей больше нравился не Джули, а Кахаши Кацуми. Предпочтения у нее были тонкие. Какие-то прямо айдолы-айдолы ей не нравились.
Аники ходил в христианскую школу «Нииджима Гакуэн». Это та же школа, куда ходил Хотэи (Томоясу)-сан. Она объединяла и средние, и старшие классы, и еще там носили обычную одежду, а не форму, из-за чего все выглядели очень по-взрослому.
В те годы в других средних школах Такасаки стриглись под ноль – а эта школа была частной, там можно было и длинные волосы отрастить без проблем. Потому и в музыкальном отношении там все было так продвинуто.
Аники больше всего любил CCR [Creedence Clearwater Revival] и Grand Funk Railroad. У него были все их пластинки.
Он часто слушал такую музыку в нашей пристройке во дворе. Да, еще в те времена, когда мы жили в Такасаки, в городе.
В комнате стоял проигрыватель старого образца, сделанный под мебель. И он слушал на нем пластинки. А еще по радио в воскресенье передавали лучшую десятку западных хитов. Так что и я заодно услышал много таких хит-парадов западных песен, хотя был еще только в младших классах.
Все-таки музыку начинаешь любить, когда постоянно ее слышишь. Не то чтобы это называлось «промывка мозгов», конечно. Но вот была песня – по-моему, «Black Magic Woman» Карлоса Сантаны. Разумеется, такому маленькому ребенку она при первом прослушивании должна показаться неприятной.
Но когда слышишь ее каждый день, то думаешь: «Наверно, это тоже такая латино-музыка» – и принимаешь. «А мне нравится! Карлос Сантана-сан – крутой!» Да, очень необычно меняются мысли.
Поэтому я и сам рано начал покупать пластинки.
Во втором классе, по-моему. Думаю, в этом повлияли онэ-чан и аники.
Я купил «Let It Be» Битлз.
Заказал и купил.
Где же это было… Есть такая объездная дорога, соединяющая Такасаки и Маэбаши, называется Такасаки-байпас, и возле нее был громадный магазин пластинок – «Сакаи Рекордс». Но он вроде появился позже… Наверно, это все-таки был магазин пластинок в центре Такасаки.
Да, «Let It Be» у меня вызывает очень ностальгические воспоминания.
Так как я забронировал эту пластинку заранее, то мне, помню, даже достался постер в нагрузку.
Такое ощущение, что наша комната из сборной пристройки, стоявшей во дворе, в нетронутом виде перенеслась на второй этаж нового дома в Ооруи.
Сбоку стояла двухэтажная кровать. На ней спали мы с аники. Еще были пластинки и музыкальный центр.
Когда мы переехали, я учился в четвертом классе начальной школы, а аники уже пошел в старшие классы. Онэ-чан через некоторое время вышла замуж и переселилась в другой дом.
В то время аники начал играть на барабанах – и притащил в нашу комнату ударную установку.
Но он скорее помогал разным группам, чем пытался собрать свою собственную. Ведь на барабанах мало кто умеет играть, да еще в Гунме.
Поэтому, как только он научился немного играть, со всех сторон пошли просьбы: «Не поможешь ли нашей группе?» «А нашей не поможешь?» И вот он каждый день грузил драм-сет в машину и куда-то отправлялся. Как такой резервист для экстренной помощи.
Раз было столько просьб, то в его мастерстве, по-видимому, никто не сомневался. Мне, младшекласснику, казалось, что он играет очень умело.
Но почему он не собирал свою собственную группу – это, конечно, загадка.
Драм-сет был установлен у самой стены[, параллельно ей]. Сейчас понятно, что таким образом звук «поворачивается» и делается приятным. И аники физически ощущал такие вещи. Я постоянно видел его спину, когда он сидел за барабанами.
Тору, старший брат. До переезда, в старом доме в Токива-тё.
Среднюю ступень обучения аники закончил в «Нииджима Гакуэн», а дальше пошел в Техническую высшую школу Такасаки на полузаочное обучение.
Видимо, так задумал отец: ему хотелось, чтобы он пошел заниматься электричеством и унаследовал фирму. Только вот никто ее так и не унаследовал в итоге.
Что я слушал после переезда в Ооруи…..
….А-а, Carol же!
Аники тоже слушал Carol, поэтому я их полюбил. До этого я слушал исключительно западную музыку, и это была первая отечественная группа, которая мне понравилась.
«Funky Monkey Baby» я слушал как ненормальный, по несколько раз. Она коротенькая, всего две минуты десять секунд или около того, так что я снова и снова ставил ее с начала.
У Carol я послушал вообще все песни.
Ну и, конечно же, западные группы.
Лед Зеппелин. Сначала я благодаря брату услышал их «Эмигрантскую песню», и тот отпечаток, который они оставили, со временем становился все более глубоким. «Вот это круто, вот это настоящий рок». По-моему, я слушал скорее не альбомами, а синглами. Уходить в эту музыку с головой я начал позже.
Заодно с Zeppelin идут воспоминания о King Crimson. Обложка их первого альбома произвела нешуточное впечатление на детское сознание. «Уэ-э!» типа. В общем, это лицо меня напугало.
Но наряду с такой музыкой я по-прежнему продолжал слушать хит-парады, и мне еще очень нравилась «Rose Garden» Линн Андерсон.
Еще я любил слушать смешные песни, такие, как «Gekkou Kamen» группы The Mops.
Онэ-чан тоже оказала на меня влияние в плане музыки, но все же влияние аники было гораздо более значительным, просто огромным. Да, это так. Ведь он играл на барабанах. Как приволок драм-сет, опустив его на пол посреди нашей комнаты – так и стучал потом каждый день без передышки.
Я постоянно смотрел на то, как он сидит в углу и барабанит. Мне самому тоже хотелось попробовать, но я боялся прикасаться к барабанам. Ведь они же принадлежали аники.
Изредка, когда его не было дома, любопытство пересиливало, и я пробовал поиграть. Но, похоже, мне не удавалось положить палочки на место точно так же, как они лежали до этого. Аники приходит домой и спрашивает: «Трогал барабаны?» А я прикидываюсь дурачком: «Э? Ничего я не трогал».
Но когда я был в первом классе средней школы, он мне сказал: «Раз тебе так интересно, давай я тебя научу».
И аники показал мне, как надо барабанить. Мы с ним вдвоем держали палочки и вместе барабанили. Как «двое в одном хаори».
Хотел ли я до этого играть на инструментах, собрать группу… Если сейчас подумать – не могу сказать, что таких мыслей вовсе не было.
Потому, наверно, я и наблюдал с громадным интересом за тем, как аники упражняется в игре.
В то же время я смутно припоминаю, что думал так: барабанить мне нельзя, так как этим уже занимается брат. Даже не знаю, почему. Тогда, значит, гитара. …Но зажимать струны очень трудно, да еще и руки болят.
Просто в то время рядом со мной уже были группы. У родственников были близкие нам по возрасту дети, и они тоже играли в группах. Их старшая сестра собрала с подругами гёрлзбэнд, который играл каверы на The Runaways. Потом, когда в средней школе собралась моя первая группа, все участники учились играть у тех детей.
Так что когда я учился у аники стучать на барабанах, то, видимо, уже понимал, что группы – это хорошо.
Но вообще аники был очень тихий. Мы иногда могли пойти вместе за пластинками, но чтобы мы с ним играли-развлекались – такого я как-то не помню. Еще он не любил фотографироваться. Когда мы фотографировались всей семьей, он говорил «я лучше не буду» и убегал. Такой был человек.
Когда я поступил в среднюю школу, то хотел играть в бейсбол. Но мне ужасно не нравился учитель, который руководил бейсбольной секцией. Он был реально из тех, кто может отвесить ученику затрещину вообще ни за что.
Так что в первый и второй год я был в секции настольного тенниса. Но потом тот ненавистный мне учитель уволился, и я смог вздохнуть свободно и записаться наконец на бейсбол.
Благодаря настольному теннису у меня улучшилось динамическое зрение – и теперь, играя в бейсбол, я мог разглядеть вращение мяча в полете. Честное слово. Летом мы с нашим тогдашним первым питчером участвовали в играх, где на кон ставилось мороженое или что-то типа этого. Я часто был отбивающим. Наша бейсбольная секция была очень высокого уровня, и если бы я как следует постарался, то, возможно, это занятие увлекло бы меня целиком.
Конечно, у меня в комнате стояли барабаны аники, и я не мог бы сказать, что музыка меня не интересует. Но играть самому – таких мыслей еще не было.
Да…
…Да, конечно же, все дело было в этом. В смерти аники.
Брат умер, когда я учился в третьем классе средней школы. В мае.
Его смерть стала следствием аварии. Но умер он не сразу после нее: какое-то время все было нормально, он {поправлялся} дома. [しばらくは大丈夫で家で療養した] А скончался внезапно, спустя два года.
То есть авария произошла в первый год моей учебы в средней школе.
Его сбила машина у дома.
Все произошло вечером. Перед нашим домом в Ооруи проходила Национальная трасса №354. Аники возвращался из школы на мотоцикле. В тот момент раздался грохот, и кто-то закричал: «Авария!»
Это произошло прямо перед домом, поэтому все тут же выбежали. Увидели машину. Лобовое стекло – в хлам. Все, конечно, сразу: «Кого сбили?!» Рядом был пустырь, где на земле лежал аники.
Видимо, его здорово отбросило в сторону.
Поднялась паника. На аники не было шлема: в то время это не являлось обязательным. Тут же вызвали скорую. Скорая отвезла в больницу.
Но это же были семидесятые. Медицина еще не была такой точной, как сейчас.
Энцефалограмма нормальная, кости целы – и аники в тот же день вернулся домой. Все, включая родителей, приговаривали: слава богу, как хорошо, что обошлось без травм… И больше не думали об этом.
Но со временем аники стал все чаще жаловаться на головную боль. Раньше он никогда ни о чем подобном не говорил. Кажется, это было что-то типа мигрени. Голова у него болела беспрерывно. Он очень из-за этого мучился.
Провели повторное обследование. Но и на этот раз ничего не нашли. Сказали – отклонений от нормы нет.
Из-за головной боли аники даже не мог устроиться на работу. При том, что отлично все умел. [? Или «при том, что в школе учился отлично»? あんなに出来が良かったのに。] Один раз пошел в фирму, которая вроде занималась инженерными работами, но и там не смог пробыть долго. Периоды, когда он находился дома с плохим самочувствием, становились все длиннее. [Как и чуть ранее, используется странный глагол 診療した, который буквально переводится как «лечился», «поправлялся», «выздоравливал», но фактически обозначает лишь ситуацию «лежал и болел».]
А потом, когда я учился в третьем классе средней школы, он внезапно умер.
Однажды утром я проснулся – а его уже не было в живых. Ничто этого не предвещало. Скоропостижная смерть, в полном смысле. Бабушка пошла его будить – а он не дышит.
Это не укладывалось у меня в голове.
Ведь с ним только вчера все было нормально. Еще вчера человек был – а сегодня его вдруг не стало.
Поэтому я не видел его лица после смерти. Я не мог отвернуть ткань, чтобы попрощаться с ним в последний раз. Конечно же, просто не хотел убеждаться в том, что это действительно произошло.
Разумеется, смерть аники стала шоком для всей семьи.
Онэ-чан тогда много времени проводила у нас, и по вечерам часто приходила пьяной. Наверно, просто не знала, как смириться со смертью младшего брата, и справлялась как могла.
Как раз в то время Юмин выпустила свой первый сингл как Мацутоя Юми – «Shiokaze ni chigirete» [«Соленый ветер разметал обрывки»], и это совпало со смертью аники. Когда я слушал эту песню в те дни, у меня начинало с огромной силой колотиться сердце. Было полное душевное смятение. Там есть слова: «Почему я не могу заплакать? Ведь мне так страшно грустно». И это очень походило на мои собственные эмоции.
Такого опыта у меня не было больше никогда: ни до, ни после.
Прошло какое-то время: кажется, сорок девять дней. Видимо, уже были мысли о том, что пора подводить черту.
Отец сказал: «Я, пожалуй, уберу барабаны».
Барабаны, которые были у нас в комнате. Они все еще стояли так же, как при жизни аники, и отцу наверняка было тяжело это видеть.
Но я вдруг отреагировал:
«Не убирай. Я буду играть».
Это вырвалось у меня само собой, я даже подумать ни о чем не успел.
Аники не стало – а теперь не станет даже его вещей. Я не мог с этим смириться. Отец сказал, что уберет барабаны – вот я и… И только, да. Хотя бы это.
С этого момента и началось: я стал играть на барабанах аники.
Как не начать, если я получил их от него на память.
К барабан[ам] Pearl прилагался учебник с гибкой пластинкой. Я сидел один за установкой, слушал эту пластинку и барабанил в поте лица.
До тех пор я не слишком задумывался о будущем. Но тогда впервые подумал, что это занятие – переданная мне миссия.
Видимо, так оно и бывает в жизни. Это стало для меня отправной точкой: то, что я как бы принял свою судьбу.
То есть «хоть я и не собирался этого делать, но это переданный мне путь».
На свете так много людей, которые блуждают и не могут найти того, чем хотели бы заниматься – но, я думаю, когда-то ко всем приходит это понимание. «О, вот оно, вот чему мне надо посвятить свою жизнь». Сколько бы лет человеку ни было. [Правильно? やりたいことが見つからないって、迷っている人もいっぱいいるだろうけどさ、それはいつか気づくもんなんだと思うよ。ああ、俺が生涯を賭けてやるのはこれなんだ、これだったんだ、って。何歳になってもさ。]
Та самая комната. С другом, репетиция для группы.
Похороны брата, кажется, прошли обычным чередом.
Я говорю «кажется», потому что не был на них.
Это не специально получилось: просто похороны совпали со школьной экскурсионной поездкой. Мне было все равно, ехать или не ехать, но отец сказал: «Можешь не быть на похоронах. Поезжай».
Наверно, пожалел меня: мало того, что потерял брата, так еще и лишится впечатлений от экскурсии.
Но у меня было не то настроение, чтобы я мог получать удовольствие.
Мы поехали в Фукусиму. В Фукусиме жила мамина младшая сестра. Она, взволнованная, специально пришла повидать меня туда, где мы остановились. «Такаши-кун, как ты? В порядке?»
Поэтому у меня нет абсолютно никаких воспоминаний об этой экскурсии. Куда мы ходили, что ели – не помню совершенно ничего.
Все же это был первый опыт человеческой смерти.
Потом еще умерла бабушка, но ей было 88 лет. То есть она прожила свою жизнь до конца, как положено. А аники было двадцать.
Я стал задумываться о том, что же такое смерть. Ощущал ее совсем рядом с собой......
Но назваться «Ягами Тору» я решил не прямо тогда же, а позднее.
После того, как была создана группа SPOTS, мы собрались участвовать в конкурсе, и там нужно было написать имена участников. Наш гитарист взял себе сценический псевдоним – и я подумал, что тоже должен это сделать.
И выбрал имя «Ягами Тору».
Хотя вообще мне вспоминается, что я еще гораздо раньше начал думать о том, чтобы взять имя аники, «亨/ Тору».
Ведь мои барабаны перешли ко мне в наследство от аники, и вместе с ними словно бы передалась его последняя воля.
Думаю, прежде всего дело было в том, что я не мог принять факт его смерти.
Вас интересует, откуда взялось «Ягами»?
«Ягами» – это из-за благозвучия. Я любил Carol и Эи-чана.
Поэтому сначала мне хотелось назваться «Ядзава Тору». Но в группе Alice был гитарист с таким именем. Я подумал – нет, тогда не пойдет.
И выбрал «Ягами». Там в середине звонкий согласный, получается как раз в духе Эи-чана. А если так – то и нормально, решил я.
Так что если бы в Alice не было гитариста с таким же именем, то меня, наверное, звали бы «Ядзава Тору».
Вот такую роль сыграл аники в моей жизни: поистине огромную.
С regent'ом на голове. На стенах — постеры с Carol и Эи-чаном.
Восстанавливался я после смерти аники... постепенно. Иначе не скажешь.
Время не решает никаких проблем – но все же было чувство, что действительно нет иного выхода, кроме как довериться времени.
Когда умер аники, я учился в [последнем] третьем классе средней школы. Был май[, начало учебного года]. Но после того, что случилось, практически всю учебу я пропустил. Так как закончить среднюю школу считается обязательным, мне дали выпуститься автоматом, хотя занятия я практически не посещал.
Как бы там ни было, в старшую школу я тоже поступил. Школа «Маэбаши Икуэи».
Но провел там всего три-четыре месяца, больше не смог. И перед летними каникулами подал официальное заявление о том, что прекращаю учиться.
Это сейчас та школа специализируется на подготовке к вузам и известна тем, что из нее выходят звезды футбола. А тогда там были сплошные хулиганы с regent'ом на голове. Я подумал, что для меня нет никакого смысла там находиться. И аники в каком-то смысле меня не отпускал. В школу я перестал ходить сразу же.
По утрам садился на велосипед и делал вид, что еду туда, а сам проезжал мимо школьных ворот и отправлялся в одно помещение для клубных занятий в городе Маэбаши, где встречался с приятелями.
Мы только и делали, что болтали о всяком и слушали Carol. А когда наступал вечер, я ехал домой. И так каждый день. Никакого смысла ходить в школу я не видел.
Там пытались на меня воздействовать, говорили: «Может, все-таки постараешься?» Но я настоял на своем – «нет, хочу уйти», и им пришлось принять мое заявление.
Но и бросив школу, я продолжал в том же духе: ни работы, ничего.
Каждую ночь допоздна записывал из радиоэфира на кассету всякую всячину. Потом спал до полудня. Проснувшись, до самых сумерек упражнялся в игре на барабанах.
Да, на барабанах играл ежедневно.
Ну, с общепринятой точки зрения я был, конечно же, форменным тунеядцем.
Думаю, что и отец, и мать сильно беспокоились. Да и бабушка постоянно меня ругала.
То есть, я хочу сказать, из близлежащих домов постоянно звонили с жалобами. Типа, «потише!» «Сколько можно»! Ну да, вот так. Я же стучал целые дни напролет.
Так как на меня жаловались со всех сторон, я закрывал ставни и шторы и играл в абсолютной темноте. Хотя, скажем прямо, звукоизоляцией это все равно не назовешь.
Но своих позиций я не сдавал ни на шаг. Родителям сказал: «Извините, конечно, но давайте вы мне позволите играть до сумерек». Такой и вышел уговор.
То есть летом я упражнялся дольше, чем зимой. С наступлением темноты прекращал игру. Короче, продолжал заниматься, в точности придерживаясь уговора.
Начинал я с самоучител[ей], играл Carol и рок-н-ролл пятидесятых. От аники осталось много пластинок, в основном их я и копировал. Играл также Битлз и Юмин. Например, «Kageriyuku heya» [«Над комнатой нависла тень»] – песню того периода, когда Юмин была Араи Юми.
Еще пытался играть Иноуэ Йосуи – но барабаны Понты-сана ((прим.ред.: Мураками «Понта» Шюичи)) оказались слишком трудными, так что пришлось отступиться.
Я располагал свободным временем, поэтому слушал много разного. Пробовал играть в разных жанрах.
Видимо, в то время заложилась основа моей игры на барабанах.
Хотя это скорее была не основа, а просто манера играть сугубо по-своему. Видимо, она у меня и в инди-период оставалась примерно такой же. [??? Или "наверно, в инди-период так всегда бывает"? 多分あの頃、自分の基礎ができたんだ。基礎というか完全に自己流だけど。インディーズの頃とか、ほぼそのまんまな感じだからね。]
Но лет в двадцать, когда я начал участвовать в конкурсах любительских групп, я познакомился со многими разными людьми. И таким образом встретился с Такахаши Макото-саном из группы BOOWY.
В то время любительская музыка в Такасаки была сферой влияния людей, которые изначально играли вместе с Хотэи-саном.
И вот, по-моему, это было после выхода альбома BOOWY «INSTANT LOVE».
[Мне сказали:] «Скоро будет группа под названием BOOWY, поработаешь секьюрити» – и поставили у переднего заграждения. [Загадочный момент. Хоть бы пояснили как-то.] И хоть я и слушал спиной, но ритм был потрясающий.
Влюбился я в них моментально.
Потом я зашел туда, где они отмечали лайв. BOOWY тогда еще были независимой группой и приезжали на разные мероприятия в качестве членов жюри, а лайвы обмывали в одной сетевой изакае.
И я тогда лично попросил Макото-сана: «Когда приедете снова – пожалуйста, если будет такая возможность, поучите меня играть на барабанах». Причем Макото-сан охотно согласился на мою просьбу. Мы обменялись контактами – и через несколько месяцев он посетил мою комнату.
Хотя он скорее не учил меня, а просто дал возможность наблюдать за своей игрой. И я два часа непрерывно смотрел, как Макото-сан играет на барабанах.
Но я действительно многому научился. Я понял, насколько халтурна эта моя манера игры «по-своему», и очень серьезно об этом задумался.
После этого я полностью перестроил свои основы с самого начала – чтобы моя индивидуальная манера опиралась на них. [? ていうか、俺のドラムはなんて自己流でいい加減なんだ、ってすごく反省したよ。そこからは基礎を徹底的にやり直した。基礎があっての自己流なんだな、って。]
Когда натыкаешься на стену, то начать все с нуля – это самый быстрый путь. Он кажется самым медленным – но он самый быстрый. Я очень остро это ощутил.
Оплату за урок Макото-сан получил в виде якинику. То есть я, конечно, приготовил деньги, но он сказал: «Денег не надо. Лучше поедим на них якинику». В небольшом отдалении от Такасаки, в Курагано, есть заведение корейской кухни «Чосэн Хантэн» – и мы пошли туда, взяв с собой участников SPOTS и Юту.
Макото-сан приехал в Такасаки забрать лицензию на вождение мотоцикла, а остановился у Химуро-сана.
Мы в тот раз о многом говорили: об используемой в игре фразировке, о римшотах. Это было для меня очень полезно. За все время до той поры Макото-сан стал единственным человеком, которого я мог назвать своим наставником.
И после того, как я переехал в Токио, он продолжал проявлять по отношению ко мне большую заботу. [Такахаши Макото также посодействовал в рекламе этой книги, его отзыв вынесен на обложку, вот такой: «Ани и бурные волны его жизни!! Это биография, которую обязательно стоит прочитать!!»]
Если же вернуться к нашему дому, то комната с барабанами стала чем-то вроде места для сбора хулиганов.
На балконе дома, с приятелями того времени. Ани лежит на полу.
Я ведь жил в деревне, а там слухи разносятся быстро. Прошел слух: «Вон там живет парень по имени Такаши, он не ходит в школу, постоянно дома – и всех у себя принимает. У него можно классно провести время». И у меня тут же начал собираться народ.
В то время старшеклассникам-хулиганам из Такасаки провести время было совершенно негде. Денег у них тоже не было. Дома у Имаи и Хиде происходило то же самое: все собирались в одной комнате.
Приходило огромное количеству народу с прическами regent и в кожаных куртках. Сначала это были только мои приятели, но потом они стали приводить и своих приятелей тоже, а те – своих, и поток людей неуклонно рос.
Уже после дебюта ко мне очень многие подходили и говорили: «Ани, я когда-то в Такасаки был у тебя в гостях. Вслед за таким-то увязался и пришел. Помнишь?»
Но сам я таких вещей не помню, как ни жаль.
Ведь ко мне столько народу приходило. Но, видимо, было действительно прикольно и интересно, раз у людей это так осталось в памяти. [? Или «все были прикольные и интересные, поэтому я говорю, что хорошо помню»? でも、ウチに来たヤツは面白かったんだろうね、ちゃんと憶えてるって言うんだから。]
Каким тогда был Юта?
Юта все время был в школе. И музыку еще не играл.
Правда, он тоже начал делать первые шаги по кривой дорожке – но как раз странно было бы, если бы не начал, учитывая окружавшую его атмосферу.
А старший брат ничего не делает, не работает, только до самого вечера стучит на барабанах. Как мог на это смотреть Юта? Наверняка думал: «Дурак какой-то».
Дома, завидев меня, он мне каждый раз говорил: «Аники, целыми днями стучишь, надоело уже».
Первая группа у меня была с ровесниками в средней школе.
Называлась Shout.
Видимо, под влиянием рок-н-ролла так назвали. Эта группа была самой первой.
В Shout был один шустрый парень, у него было много друзей, которые любили рок, и вот он организовал вечеринку, на которой собрались разные группы.
Сначала он обошел заведения центральных кварталов в поисках спонсорской поддержки. Решили сделать рекламу: взнос с одного спонсора был то ли пять тысяч иен, то ли десять, точно не могу сказать. И на обратной стороне флаеров напечатали множество названий разных заведений.
На мобилизованные средства сняли одноэтажный зал в Маэбаши, "Гунма-кен Кёику Кайкан" [«Образовательный центр префектуры Гунма»]. И провели рок-н-ролльную вечеринку: продали билеты, собрали пять-шесть групп, сыграли лайв.
Так что вот. В старших классах – хоть я в них и не учился – у меня были Shout. Вне дома я играл в Shout, а дома погружался в упражнения с барабанами.
Я собирался и дальше играть в этой группе, чтобы достичь в ней громадных высот.
Но наш вокалист уехал в Токио учиться в университете, и группа распалась. Все тогда как раз заканчивали школу, то есть мне было восемнадцать.
Конечно, я был очень расстроен. Восемнадцать лет, мечты о громадном успехе с группой – и вдруг эти мечты разбиваются.
Жизнь тоже переменилась.
Я стал рабочим на арматурном заводе.
Работать меня устроил муж старшей сестры.
Меня и самого уже посещали мысли на эту тему. Как можно не работать и постоянно заниматься одним и тем же? В восемнадцать лет люди обычно заканчивают старшие классы, да и группа моя распалась. Пора было провести черту.
На этой работе я думал только о том, что хочу стать взрослым самостоятельным человеком.
Работа на арматурном заводе заключалась – вполне буквально – в укладке арматурных стержней, один к другому. А потом их надо было зафиксировать такой проволокой, которая называется «обвязочный трос». И без лишних слов продолжаешь в том же духе.
Если бы я как следует постарался на этой работе еще года два-три, то, пожалуй, вполне смог бы стать и взрослым, и самостоятельным.
Труд был физический, и по сравнению с моими ровесниками, которые устраивались на обычную работу, я получал очень хорошую зарплату. Причем тем, кто после старших классов устраивался на фабрики, платили в месяц сто тысяч иен с чем-то – а мне, как правило, двести с лишним. Потому что с надбавкой за опасность разница получалась вдвое. Кроме того, чем больше ты делал, тем больше каждый год росла зарплата.
В те годы в Такасаки был настоящий бум лав-отелей, их строили повсюду – и на этих стройках я тоже много работал. Например, отель «Йокогама» рядом с Такасаки Каннон – его строил я. По-моему, он еще существует.
Но работа, конечно, была опасная. Как-то зимой строили начальную школу в Нумате, я поскользнулся на лесах и чуть не упал с четвертого этажа. Спасся благодаря сэнпаю, который меня удержал.
Если бы я тогда упал, то, скорее всего, меня бы сейчас здесь не было.
На арматурном заводе я в итоге проработал три года.
Одновременно с этим играл в группах. Разные люди из любительских групп просили меня им помочь. Ну, просто драммеров всегда мало.
Я в разных группах играл: и в рок-н-ролльных, и в party band'ах. По будням работал на заводе, а по воскресеньям – в группах.
Была группа под названием Rocking Dynamites. [?? Странно: он только что говорил, что групп было много, а теперь фразу строит так, будто она была одна.]
Это был копибэнд, исполнявший рок-н-ролл. Много песен из 50-х.
На басу у них играл бывший участник Shout.
А ударник еще и хорошо умел петь, поэтому искал второго ударника, который мог бы его подменять.
Но иногда он возвращался к барабанам, и тогда вокалистом становился я.
Вставал по центру и пел. Что пел? «Jeanie Jeanie Jeanie» группы Stray Cats. Как пел? Ясно, что так себе!
Rocking Dynamites. Ани — крайний справа. [А то мы не узнали.]
Но надо сказать, что сам я совершенно не хотел что-то [дальше с этим] делать. Без желания обидеть остальных – но для меня это была просто забава. Нечто из сферы хобби, целиком и полностью.
Моя работа – арматурный завод, а барабаны – мое хобби.
Поэтому однажды, когда мне был двадцать один год, я решил убрать драм-сет из комнаты. Решил, что пора уже полностью посвятить себя изготовлению арматуры.
Отец спросил: «Почему это ты вдруг убираешь барабаны?» Но я в то время захотел бросить музыку и заняться наконец цивильным трудом.
И, конечно же, именно в этот момент кто-нибудь обязательно попросит помочь с группой.
Так оно всегда бывает.
Думаешь – «всё, завязываю», и тут кто-то что-то предлагает. Не успеешь подумать, что «вот, я пошел на завод, стал взрослым и самостоятельным, деньги зарабатываю, а барабаны – это хобби», как вдруг приходит человек и говорит: «Я хочу создать группу с целью выйти в профессионалы. Поможешь?»
Это был S., гитарист. Группой, куда он меня пригласил и где я начал ему помогать, стали SPOTS.
И хоть я всерьез решил, что больше не буду играть ни в каких группах – для меня вдруг снова открылась некая собственная ниша.
Сколько я живу – у меня все время так происходило.
Кто-то всегда подобным образом вдыхает в меня жизнь.
С тех пор, как умер аники, мне постоянно так кажется.
[Обманчиво простая на вид, но очень сложная для перевода концовка главы: сплошные повторы слов + многозначность глагола 生かされる: «использовать наилучшим образом/ <- - поддерживать жизнь/оживлять и т.д.»
なんか俺の人生、ずっとそんな感じなんだよね。
いつもそうやって誰かに生かされてる。
兄貴がいなくなってから、ずっとそう思ってるよ。]
_________________________________
Просьба не репостить за пределами diary.ru.
NB: DO NOT retranslate/repost/otherwise use ANY part of this on facebook, tumblr, blogspot, etc., and DO NOT steal the scans.
_________________________
1.
ГУНМА
читать дальшеРодился я 19-го августа 1962 года.
Настоящее имя – Хигучи Такаши [隆]. Но вы, наверно, об этом знаете.
Откуда взялось имя… По-моему, отец выбрал. В народе означает – «чтобы в жизни было процветание [隆盛]».
Отца зовут Йошицугу [儀次]. Мать – Йошико [良子].
Отец сначала учился в Йокарэне. Знаете, что это? Вроде школы армейской подготовки. [На самом деле – школа подготовки пилотов-камикадзе.] Он пошел туда добровольцем, его приняли – но, когда война кончилась, ему пришлось вернуться в родные места, и он там устроился работать кем-то вроде подмастерья у электрика.
Компания называлась «A.-электричество». Она вроде и сейчас существует.
Кстати, был интересный случай. Проводили фотосессию для бонусного материала к PICTURE PRODUCT, снимали в одном из наших местных синтоистских храмов. У меня за спиной оказалась ограда храма, на которой было выбито название фирмы, пожертвовавшей храму средства – и так случайно совпало, что фирма была та, где работал мой отец [компания Akuzawa Denki – действительно, существует и поныне].
Неожиданно было.
Но в 30 лет он покинул эту фирму и основал свою собственную.
Компания называлась «N.-электроснабжение». Они занимались в основном тем, что прокладывали электрокоммуникации, делали проводку в строящихся домах. Это было примерно тогда же, когда он женился на нашей маме.
Дела у фирмы в период подъема шли очень даже неплохо. Я и сейчас помню, что газета «Джёомо» помещала отца в список самых богатых людей Гунмы.
Ну, а мы как бы такие барские детки.
У нас даже домработница была. Вернее, «помощница по хозяйству»: о-тэцудаи-сан. Мне кажется, вокруг больше ни в одном доме такого не было.
Состав семьи был следующий: родители, аники старше меня на пять лет и онэ-чан, старше на десять лет. И еще бабушка. Потом родился Юта, и в семье стало семь человек. Но вообще в нашем семейном дереве масса ответвлений.
Начать с того, что отец был женат четыре раза.
Мы с Ютой – дети от второй жены. А онэ-чан и аники – от первой. На самом деле у меня есть еще один старший брат, другой, но он остался с первой женой отца.
Так что онэ-чан и аники поначалу жили хоть и тоже в Такасаки, но в другом месте: у дедушки с бабушкой. И отец наш, он тоже – был то там, то здесь.
Об этом вы, наверно, не знали. Но примерно тогда, когда родился Юта, мы все стали жить вместе.
Короче, чтобы было понятно – отец в какой-то момент забрал двоих детей от предыдущей жены.
Он, похоже, имел огромный успех у женщин. Да еще лицо такое, иностранщиной отдает. [букв. batakusai – «воняющее сливочным маслом» :-0 :-0].
Так как отец возглавлял процветающую фирму, он был очень занят работой. Я практически не помню, чтобы он когда-то со мной играл.
Но осталось воспоминание о том, как он брал меня с собой в коллективный выезд для сотрудников фирмы. Я хоть и говорю «выезд», но на самом деле это все было в Гунме. Мы ездили в храм Морин-дзи, известный по сказке «Счастливый чайник» [1, 2] – он там у нас буквально по соседству. С той поездки и фотографии остались.
Когда я был маленьким, в штате компании «N.-электроснабжение» было около 30 человек. Так что фирма была достаточно крупная и солидная.
А мама хоть и была замужем за отцом, но после того, как он основал фирму, пошла к нему туда работать, вести бухгалтерию.
Но это все, опять же, менялось. Мать с отцом дважды женились и дважды разводились.
Сначала была женщина, которая родила аники и онэ-чан. Она была первой женой отца.
Второй раз он женился на нашей с Ютой маме. Мама один раз уходила от него, а потом вернулась, и они поженились снова. Но дела опять не пошли на лад, и последовал второй развод. И затем отец снова женился, уже на другой женщине. То есть всего он женился четыре раза, из них второй и третий раз – на нашей маме.
Сложно, да?
Уже просматривается нынешний облик. Ани в пятилетнем возрасте.
Я родился в Такасаки.
Жил сначала рядом с центральными коммерческими кварталами, в месте, которое называется Токива-тё.
Токива-тё – это самый центр Такасаки. Надо от вокзала спуститься по склону, и там рядом проходит Национальная трасса №17. Это большая магистраль, соединяющая Токио с Ниигатой. На ней дикое количество машин. И рядом же протекает речка под названием Карасугава. Раньше она часто выходила из берегов, вода доходила до прихожей, и вся обувь у нас пускалась вплавь.
Кстати, этот наш дом был довольно странный: там прямо во двор воткнули светофор. То есть он, светофор, торчал посреди нашего двора.
Даже не знаю, почему так сделали. Наверное, из-за трассы номер семнадцать не могли поставить его снаружи.
Поэтому всякие грузовики стояли и ждали зеленого сигнала прямо у нас перед носом. И из-за этого двор был весь наполнен выхлопами. Наверно, в такое даже трудно поверить, но у нас с Ютой постоянно шла носом кровь – скорее всего, из-за плохого загазованного воздуха.
Дом был одноэтажный, и до рождения Юты мы там жили втроем: отец, мама и я.
Но для того, чтобы мы могли жить все вместе, отец в срочном порядке поставил во дворе модульный домик, и там стали жить онэ-чан и аники. И я тоже часто присоединялся, ходил к ним туда играть.
Они поселились у нас в то время, когда я ходил в детский сад.
Но встретились мы уже не впервые. Я несколько раз их видел, когда бывал у дедушки. Да. Поэтому казалось скорее, что это дети каких-то родственников.
И вдруг папа их привозит и говорит: «Это твои онэ-чан и аники», и я такой – «о, так у меня есть брат и сестра?»
Когда они приехали, то… по-моему, я по большому счету был рад. Совсем не было никакого протеста. Наверно, у меня просто такой характер: я абсолютно спокойно все воспринял.
«Что еще за аники и онэ-чан? Откуда они вообще взялись?!» – нет, нет, так я не думал. Но я же был еще совсем маленький, дошкольник.
Скорее думал – «о-о, оказывается, у меня есть брат с сестрой, будем теперь жить все вместе, вот здорово».
И как раз в то время родился Юта – еще и поэтому как-то радостно и волнующе было.
Так что вот: нас вдруг стала толпа детей, целых четверо. И я, который всегда был единственным ребенком, внезапно очутился в семье из семи человек, где стало шумно и оживленно.
С мамой и недавно родившимся Ютой.
Я радовался, когда Юта родился. Он ведь был такой кавайный, щечки кругленькие, загляденье.
Но его все звали не «Юта», а «Ютан». А сам он, видимо, стеснялся такого имени, так как стал называть себя «Юта». Но наша старшая сестра до сих пор зовет его «Ютан».
Помню, Юте было года два. У нас во дворе стояло большое пластмассовое ведро для мусора, и мама выбросила туда заплесневевший мелонпан. Юта это увидел, достал мелонпан из ведра и съел. Мама подняла панику: и в рот ему залезала, чтобы рвоту вызвать, и сейроган давала – а он смотрит на нее озадаченно. Очень хорошо помню.
Так как он был младшим ребенком, то все, конечно, его любили и баловали.
В нашей крошечной дворовой пристройке был письменный стол, и это стало таким местом, где делали уроки, играли – в общем, где собирались дети.
Проигрыватель постоянно играл музыку, но я не помню, чтобы особо ее слушал. Музыку обожали онэ-чан и аники – они оба.
Я был младше, поэтому меня часто посылали за колой. На перекрестке был магазинчик сладостей, и мне часто поручали: «Ну-ка, сбегай».
Но я был совершенно не против. Я очень любил аники.
Отношения между нами, детьми, были совсем неплохими. Да и в целом в семье.
Но отца практически не бывало дома. Он был главой фирмы, по вечерам ходил на какие-то ужины с партнерами. Да и вообще много еще чего делал.
Отец был человеком эгоистичным, и нас всех это сильно затрагивало. Наверно, в такой черте была и какая-то его притягательная сила, но, очевидно, временами это становилось невозможно выносить.
Думаю, маме приходилось очень тяжело.
И хоть мы все так хорошо ладили, через некоторое время она ушла из дома: видимо, не смогла больше терпеть.
Она не делала различий между детьми, ко всем относилась одинаково, но если подумать – ей ведь наверняка приходилось очень трудно. А отца при этом никогда нет дома – он где-то там развлекается.
При этом она была очень стойкой. Никогда при мне не показывала и малой доли своих [отрицательных] эмоций. Вот такая у нас была мама, и я ее очень любил.
Но, когда я учился во втором классе начальной школы, родители впервые развелись.
Мама покинула наш дом в Гунме и уехала в Сидзуоку.
У нее там не было ни родительского дома, ничего – но она почему-то решила поехать именно туда.
Удивительно, да?
Мама у нас странный человек. Ничуть не уступает в этом отцу.
Сама она родом из Ямагаты, поэтому нас, детей, на летние каникулы всегда отвозила туда.
Но из Ямагаты каким-то образом приехала в Такасаки, устроилась на работу, случайно познакомилась с нашим отцом и вышла за него. А потом вот развелась и уехала в Сидзуоку. Да вдобавок еще и кончилось тем, что она в этой Сидзуоке стала заправлять клубом и суши-баром.
Ну разве не круто? В краях, где у нее не было вообще никаких знакомых, всего за каких-то два года стать владелицей клуба и суши-бара.
Сама мама рассказывала, что поначалу работала в месте типа клуба – и постепенно стала там кем-то вроде старшей сестрицы, которая всем заведует, и остальные девушки ее обожали. Но через некоторое время она оттуда ушла и открыла свое собственное заведение неподалеку – переманив к себе одну за другой всех девушек с предыдущей работы.
Так как девушек переманили, предыдущее заведение разорилось, и его владелец в конце концов сказал маме: «Все-таки крутая ты баба, хоть и такое кошмарное дело со мной сотворила».
Дальше – больше: клуб приносил хороший доход, а у одного из клиентов клуба было убыточное суши-заведение, и мама его перекупила.
Причем установился даже такой порядок, что гости приходили к ней в клуб развлекаться, а после этого шли в ее же суши-бар.
Иначе говоря, и у отца, и у мамы были какие-то свои способности к бизнесу, необходимая для этого энергия. Круто, конечно. У обоих – талант к зарабатыванию денег.
Но детям, разумеется, пришлось нелегко. Ведь мать же ушла.
Домом стала заниматься помощница, так что с этим все было в порядке. Еще была бабушка, да и онэ-чан уже выросла.
Грустно ли мне было без мамы – да, конечно, грустно, но… я думаю, Юта грустил больше. Ему было четыре года: как раз тот возраст, когда хочется, чтобы мама баловала, ведь так?
Из того времени остались фотографии: коллектив отцовской фирмы на выезде.
Это был год Всемирной выставки в Осаке, и Юту взяли с собой. Мне надо было в школу, так что я остался дома.
И когда я посмотрел фотографии из этой поездки, то оказалось, что Юта на них везде плачет. Его специально взяли с собой, показать выставку – а он только и делал, что плакал. С ним поехала наша помощница по дому, и вот он ее там держал за руку – помощницу.
А я… Ну как сказать.
Даже не знаю. В детстве как-то сверху за всем наблюдаешь, на расстоянии.
И хоть обстановка в доме была сложная, я жил как обычно. Ведь когда происходят такие события, то ребенку ничего не остается, как только к ним подладиться.
Вот только когда ходил в гости в другие дома, то мог подумать: «О, а вот у всех обычно есть и папа, и мама». Но грустил я не настолько уж сильно.
Когда мать ушла, отец нам прямо сказал: «Мы с мамой развелись».
Но мои тогдашние эмоции – это вроде: «А что такое «развелись»»?
Вот как-то так.
С Ютой в Ямагате, на родине матери
После первого развода родителей мы с Ютой один раз съездили навестить маму. Онэ-чан отвезла нас в Сидзуоку. Мы отправились из Такасаки на поезде.
Никаких синкансэнов еще не было, так что поезда были обычные. Вот и тряслись там втроем, старательно преодолевали этот неблизкий путь. Для ребенка это было огромным приключением.
Потом встретились с мамой….. Мама, конечно, была очень рада.
Ездили посмотреть на море. В Такасаки-то его нет. Гунма – префектура без моря.
Так что вот. То, как мы все вместе ездили на море, очень хорошо мне запомнилось.
Ну, а по истечении двух лет отец с матерью снова сошлись, и мать вернулась в Гунму. Сказала – «это потому что вы у меня там остались, жаль мне вас». Когда она вернулась, я, конечно, очень обрадовался.
Клуб и суши-бар она, кажется, продала. В Сидзуоке мама провела всего лишь года два – но, по ее словам, сумела скопить десять миллионов иен, что очень круто. Ведь это было в 40-е годы Шёва. А сколько же получится, если эти деньги пересчитать по нынешней мерке?
Когда мама вернулась, не то чтобы все началось с чистого листа, но мы все-таки переехали в новый дом.
Это произошло, когда я учился в четвертом классе начальной школы. Отец построил двухэтажный отдельный дом, и мы туда въехали.
Переехали мы в место под названием Ооруи, потому что отец там родился. И там же жил дедушка. Это всего в трех-четырех километрах от городских районов Такасаки – но в то время было полнейшее ощущение, что ты оказался в деревне.
Там даже говор был другой – опять же, несмотря на малое расстояние. Выражались чуть грубовато. И из-за этого тоже казалось – «даа, ну и деревня».
Мне тогда было десять….. То есть примерно 45 лет назад, видимо? Там в то время еще оставались дома с крышами из мисканта. Честное слово. А я туда приезжал из школы в Такасаки, и в Ооруи про меня говорили: «Городской мальчик!»
В Ооруи изначально был дом, построенный дедушкой.
Сначала бабушка, аники и онэ-чан жили в том доме. Но дедушка умер, и они переселились в Такасаки, к папе.
А теперь, раз мама вернулась, решили все вместе вернуться в Ооруи. И построили новый дом возле дедушкиного.
Нет, когда так объясняешь, получается совершенно непонятно.
Дом в Ооруи был просто огромным.
120 цубо. [=400 кв.м.]
Деревянный, как было принято в те времена, но зато двухэтажный.
На втором этаже была просторная комната в западном стиле на 16 татами [=26,5 кв.м.], и она, как и наша пристройка в Такасаки, стала местом сбора детей. Там был стол, чтобы делать уроки, и музыкальный центр. Онэ-чан рано вышла замуж и покинула дом – а мы с аники, по моим ощущениям, все время проводили в той комнате.
Примерно тогда отца и поместили в список самых богатых людей. Для него это был самый успешный период.
Взять, например, машины: каждый раз, как выпускали новую модель, он покупал ее себе взамен старой. Ездил он всегда на Crown.
В то время Crown считалась автомобилем высшего класса. Помню, один раз отец сделал было попытку пересесть на Nissan Cedric, но сказал: «Нет, какая-то она не такая… Все-таки Crown лучше».
Но я, несмотря на все это, совершенно не думал – «до чего бы мне хотелось стать как отец, пойти по его стопам и заниматься электричеством».
В сочинении для выпускного альбома в начальной школе я и вовсе написал: «Хочу стать профессиональным гольфистом».
Тогда по воскресным дням показывали передачу Джамбо Озаки про гольф. Мой отец побеждал во многих турнирах по гольфу, и мама тоже играла в гольф.
Была еще манга, «Pro Golfer Saru» [«Обезьяна-гольфист»] – наверно, еще и поэтому я так увлекся.
Я часто брал мамину клюшку-драйвер и шел на рисовое поле, чтобы побить по мячу. Клюшка у мамы была короткая, женская, но я был в младших классах, и мне она приходилась в самый раз.
На поле после уборки риса остаются обрезки колосьев тут и там, я из них делал ти, ставил мяч – и бац по нему.
Вообще странно, конечно. Мало где найдешь таких младшеклассников.
Если бы продолжил дальше в том же духе – глядишь, как раз сейчас и стал бы… профессиональным гольфистом.
Сейчас мне ясно, что вся моя музыкальная составляющая – это влияние онэ-чан и аники.
Они оба любили музыку и слушали много всего.
Отец изначально тоже был любителем музыки. У него был проигрыватель, куда с грохотом вставлялись кассеты громадных размеров – это называлось 8 Track. И он на нем слушал латино-музыку.
Аи Джёджи, Перес Прадо. Не знаете такого? У него, например, была песня «Mambo No. 5».
Ну, а у мамы был свой вкус: она любила Кошиджи Фубуки [1, 2] и Мисору Хибари. Она могла даже поехать в театр Шинджюку Кома на концерт, настолько ей нравилось.
Что слушала сестра… Она ведь на 10 лет меня старше, и ей нравилось то, что было тогда самым модным. GS, например. [= "group sounds": 1, 2, 3.] Особенно она любила The Tigers и Tempters. Но в Tigers ей больше нравился не Джули, а Кахаши Кацуми. Предпочтения у нее были тонкие. Какие-то прямо айдолы-айдолы ей не нравились.
Аники ходил в христианскую школу «Нииджима Гакуэн». Это та же школа, куда ходил Хотэи (Томоясу)-сан. Она объединяла и средние, и старшие классы, и еще там носили обычную одежду, а не форму, из-за чего все выглядели очень по-взрослому.
В те годы в других средних школах Такасаки стриглись под ноль – а эта школа была частной, там можно было и длинные волосы отрастить без проблем. Потому и в музыкальном отношении там все было так продвинуто.
Аники больше всего любил CCR [Creedence Clearwater Revival] и Grand Funk Railroad. У него были все их пластинки.
Он часто слушал такую музыку в нашей пристройке во дворе. Да, еще в те времена, когда мы жили в Такасаки, в городе.
В комнате стоял проигрыватель старого образца, сделанный под мебель. И он слушал на нем пластинки. А еще по радио в воскресенье передавали лучшую десятку западных хитов. Так что и я заодно услышал много таких хит-парадов западных песен, хотя был еще только в младших классах.
Все-таки музыку начинаешь любить, когда постоянно ее слышишь. Не то чтобы это называлось «промывка мозгов», конечно. Но вот была песня – по-моему, «Black Magic Woman» Карлоса Сантаны. Разумеется, такому маленькому ребенку она при первом прослушивании должна показаться неприятной.
Но когда слышишь ее каждый день, то думаешь: «Наверно, это тоже такая латино-музыка» – и принимаешь. «А мне нравится! Карлос Сантана-сан – крутой!» Да, очень необычно меняются мысли.
Поэтому я и сам рано начал покупать пластинки.
Во втором классе, по-моему. Думаю, в этом повлияли онэ-чан и аники.
Я купил «Let It Be» Битлз.
Заказал и купил.
Где же это было… Есть такая объездная дорога, соединяющая Такасаки и Маэбаши, называется Такасаки-байпас, и возле нее был громадный магазин пластинок – «Сакаи Рекордс». Но он вроде появился позже… Наверно, это все-таки был магазин пластинок в центре Такасаки.
Да, «Let It Be» у меня вызывает очень ностальгические воспоминания.
Так как я забронировал эту пластинку заранее, то мне, помню, даже достался постер в нагрузку.
Такое ощущение, что наша комната из сборной пристройки, стоявшей во дворе, в нетронутом виде перенеслась на второй этаж нового дома в Ооруи.
Сбоку стояла двухэтажная кровать. На ней спали мы с аники. Еще были пластинки и музыкальный центр.
Когда мы переехали, я учился в четвертом классе начальной школы, а аники уже пошел в старшие классы. Онэ-чан через некоторое время вышла замуж и переселилась в другой дом.
В то время аники начал играть на барабанах – и притащил в нашу комнату ударную установку.
Но он скорее помогал разным группам, чем пытался собрать свою собственную. Ведь на барабанах мало кто умеет играть, да еще в Гунме.
Поэтому, как только он научился немного играть, со всех сторон пошли просьбы: «Не поможешь ли нашей группе?» «А нашей не поможешь?» И вот он каждый день грузил драм-сет в машину и куда-то отправлялся. Как такой резервист для экстренной помощи.
Раз было столько просьб, то в его мастерстве, по-видимому, никто не сомневался. Мне, младшекласснику, казалось, что он играет очень умело.
Но почему он не собирал свою собственную группу – это, конечно, загадка.
Драм-сет был установлен у самой стены[, параллельно ей]. Сейчас понятно, что таким образом звук «поворачивается» и делается приятным. И аники физически ощущал такие вещи. Я постоянно видел его спину, когда он сидел за барабанами.
Тору, старший брат. До переезда, в старом доме в Токива-тё.
Среднюю ступень обучения аники закончил в «Нииджима Гакуэн», а дальше пошел в Техническую высшую школу Такасаки на полузаочное обучение.
Видимо, так задумал отец: ему хотелось, чтобы он пошел заниматься электричеством и унаследовал фирму. Только вот никто ее так и не унаследовал в итоге.
Что я слушал после переезда в Ооруи…..
….А-а, Carol же!
Аники тоже слушал Carol, поэтому я их полюбил. До этого я слушал исключительно западную музыку, и это была первая отечественная группа, которая мне понравилась.
«Funky Monkey Baby» я слушал как ненормальный, по несколько раз. Она коротенькая, всего две минуты десять секунд или около того, так что я снова и снова ставил ее с начала.
У Carol я послушал вообще все песни.
Ну и, конечно же, западные группы.
Лед Зеппелин. Сначала я благодаря брату услышал их «Эмигрантскую песню», и тот отпечаток, который они оставили, со временем становился все более глубоким. «Вот это круто, вот это настоящий рок». По-моему, я слушал скорее не альбомами, а синглами. Уходить в эту музыку с головой я начал позже.
Заодно с Zeppelin идут воспоминания о King Crimson. Обложка их первого альбома произвела нешуточное впечатление на детское сознание. «Уэ-э!» типа. В общем, это лицо меня напугало.
Но наряду с такой музыкой я по-прежнему продолжал слушать хит-парады, и мне еще очень нравилась «Rose Garden» Линн Андерсон.
Еще я любил слушать смешные песни, такие, как «Gekkou Kamen» группы The Mops.
Онэ-чан тоже оказала на меня влияние в плане музыки, но все же влияние аники было гораздо более значительным, просто огромным. Да, это так. Ведь он играл на барабанах. Как приволок драм-сет, опустив его на пол посреди нашей комнаты – так и стучал потом каждый день без передышки.
Я постоянно смотрел на то, как он сидит в углу и барабанит. Мне самому тоже хотелось попробовать, но я боялся прикасаться к барабанам. Ведь они же принадлежали аники.
Изредка, когда его не было дома, любопытство пересиливало, и я пробовал поиграть. Но, похоже, мне не удавалось положить палочки на место точно так же, как они лежали до этого. Аники приходит домой и спрашивает: «Трогал барабаны?» А я прикидываюсь дурачком: «Э? Ничего я не трогал».
Но когда я был в первом классе средней школы, он мне сказал: «Раз тебе так интересно, давай я тебя научу».
И аники показал мне, как надо барабанить. Мы с ним вдвоем держали палочки и вместе барабанили. Как «двое в одном хаори».
Хотел ли я до этого играть на инструментах, собрать группу… Если сейчас подумать – не могу сказать, что таких мыслей вовсе не было.
Потому, наверно, я и наблюдал с громадным интересом за тем, как аники упражняется в игре.
В то же время я смутно припоминаю, что думал так: барабанить мне нельзя, так как этим уже занимается брат. Даже не знаю, почему. Тогда, значит, гитара. …Но зажимать струны очень трудно, да еще и руки болят.
Просто в то время рядом со мной уже были группы. У родственников были близкие нам по возрасту дети, и они тоже играли в группах. Их старшая сестра собрала с подругами гёрлзбэнд, который играл каверы на The Runaways. Потом, когда в средней школе собралась моя первая группа, все участники учились играть у тех детей.
Так что когда я учился у аники стучать на барабанах, то, видимо, уже понимал, что группы – это хорошо.
Но вообще аники был очень тихий. Мы иногда могли пойти вместе за пластинками, но чтобы мы с ним играли-развлекались – такого я как-то не помню. Еще он не любил фотографироваться. Когда мы фотографировались всей семьей, он говорил «я лучше не буду» и убегал. Такой был человек.
Когда я поступил в среднюю школу, то хотел играть в бейсбол. Но мне ужасно не нравился учитель, который руководил бейсбольной секцией. Он был реально из тех, кто может отвесить ученику затрещину вообще ни за что.
Так что в первый и второй год я был в секции настольного тенниса. Но потом тот ненавистный мне учитель уволился, и я смог вздохнуть свободно и записаться наконец на бейсбол.
Благодаря настольному теннису у меня улучшилось динамическое зрение – и теперь, играя в бейсбол, я мог разглядеть вращение мяча в полете. Честное слово. Летом мы с нашим тогдашним первым питчером участвовали в играх, где на кон ставилось мороженое или что-то типа этого. Я часто был отбивающим. Наша бейсбольная секция была очень высокого уровня, и если бы я как следует постарался, то, возможно, это занятие увлекло бы меня целиком.
Конечно, у меня в комнате стояли барабаны аники, и я не мог бы сказать, что музыка меня не интересует. Но играть самому – таких мыслей еще не было.
Да…
…Да, конечно же, все дело было в этом. В смерти аники.
Брат умер, когда я учился в третьем классе средней школы. В мае.
Его смерть стала следствием аварии. Но умер он не сразу после нее: какое-то время все было нормально, он {поправлялся} дома. [しばらくは大丈夫で家で療養した] А скончался внезапно, спустя два года.
То есть авария произошла в первый год моей учебы в средней школе.
Его сбила машина у дома.
Все произошло вечером. Перед нашим домом в Ооруи проходила Национальная трасса №354. Аники возвращался из школы на мотоцикле. В тот момент раздался грохот, и кто-то закричал: «Авария!»
Это произошло прямо перед домом, поэтому все тут же выбежали. Увидели машину. Лобовое стекло – в хлам. Все, конечно, сразу: «Кого сбили?!» Рядом был пустырь, где на земле лежал аники.
Видимо, его здорово отбросило в сторону.
Поднялась паника. На аники не было шлема: в то время это не являлось обязательным. Тут же вызвали скорую. Скорая отвезла в больницу.
Но это же были семидесятые. Медицина еще не была такой точной, как сейчас.
Энцефалограмма нормальная, кости целы – и аники в тот же день вернулся домой. Все, включая родителей, приговаривали: слава богу, как хорошо, что обошлось без травм… И больше не думали об этом.
Но со временем аники стал все чаще жаловаться на головную боль. Раньше он никогда ни о чем подобном не говорил. Кажется, это было что-то типа мигрени. Голова у него болела беспрерывно. Он очень из-за этого мучился.
Провели повторное обследование. Но и на этот раз ничего не нашли. Сказали – отклонений от нормы нет.
Из-за головной боли аники даже не мог устроиться на работу. При том, что отлично все умел. [? Или «при том, что в школе учился отлично»? あんなに出来が良かったのに。] Один раз пошел в фирму, которая вроде занималась инженерными работами, но и там не смог пробыть долго. Периоды, когда он находился дома с плохим самочувствием, становились все длиннее. [Как и чуть ранее, используется странный глагол 診療した, который буквально переводится как «лечился», «поправлялся», «выздоравливал», но фактически обозначает лишь ситуацию «лежал и болел».]
А потом, когда я учился в третьем классе средней школы, он внезапно умер.
Однажды утром я проснулся – а его уже не было в живых. Ничто этого не предвещало. Скоропостижная смерть, в полном смысле. Бабушка пошла его будить – а он не дышит.
Это не укладывалось у меня в голове.
Ведь с ним только вчера все было нормально. Еще вчера человек был – а сегодня его вдруг не стало.
Поэтому я не видел его лица после смерти. Я не мог отвернуть ткань, чтобы попрощаться с ним в последний раз. Конечно же, просто не хотел убеждаться в том, что это действительно произошло.
Разумеется, смерть аники стала шоком для всей семьи.
Онэ-чан тогда много времени проводила у нас, и по вечерам часто приходила пьяной. Наверно, просто не знала, как смириться со смертью младшего брата, и справлялась как могла.
Как раз в то время Юмин выпустила свой первый сингл как Мацутоя Юми – «Shiokaze ni chigirete» [«Соленый ветер разметал обрывки»], и это совпало со смертью аники. Когда я слушал эту песню в те дни, у меня начинало с огромной силой колотиться сердце. Было полное душевное смятение. Там есть слова: «Почему я не могу заплакать? Ведь мне так страшно грустно». И это очень походило на мои собственные эмоции.
Такого опыта у меня не было больше никогда: ни до, ни после.
Прошло какое-то время: кажется, сорок девять дней. Видимо, уже были мысли о том, что пора подводить черту.
Отец сказал: «Я, пожалуй, уберу барабаны».
Барабаны, которые были у нас в комнате. Они все еще стояли так же, как при жизни аники, и отцу наверняка было тяжело это видеть.
Но я вдруг отреагировал:
«Не убирай. Я буду играть».
Это вырвалось у меня само собой, я даже подумать ни о чем не успел.
Аники не стало – а теперь не станет даже его вещей. Я не мог с этим смириться. Отец сказал, что уберет барабаны – вот я и… И только, да. Хотя бы это.
С этого момента и началось: я стал играть на барабанах аники.
Как не начать, если я получил их от него на память.
К барабан[ам] Pearl прилагался учебник с гибкой пластинкой. Я сидел один за установкой, слушал эту пластинку и барабанил в поте лица.
До тех пор я не слишком задумывался о будущем. Но тогда впервые подумал, что это занятие – переданная мне миссия.
Видимо, так оно и бывает в жизни. Это стало для меня отправной точкой: то, что я как бы принял свою судьбу.
То есть «хоть я и не собирался этого делать, но это переданный мне путь».
На свете так много людей, которые блуждают и не могут найти того, чем хотели бы заниматься – но, я думаю, когда-то ко всем приходит это понимание. «О, вот оно, вот чему мне надо посвятить свою жизнь». Сколько бы лет человеку ни было. [Правильно? やりたいことが見つからないって、迷っている人もいっぱいいるだろうけどさ、それはいつか気づくもんなんだと思うよ。ああ、俺が生涯を賭けてやるのはこれなんだ、これだったんだ、って。何歳になってもさ。]
Та самая комната. С другом, репетиция для группы.
Похороны брата, кажется, прошли обычным чередом.
Я говорю «кажется», потому что не был на них.
Это не специально получилось: просто похороны совпали со школьной экскурсионной поездкой. Мне было все равно, ехать или не ехать, но отец сказал: «Можешь не быть на похоронах. Поезжай».
Наверно, пожалел меня: мало того, что потерял брата, так еще и лишится впечатлений от экскурсии.
Но у меня было не то настроение, чтобы я мог получать удовольствие.
Мы поехали в Фукусиму. В Фукусиме жила мамина младшая сестра. Она, взволнованная, специально пришла повидать меня туда, где мы остановились. «Такаши-кун, как ты? В порядке?»
Поэтому у меня нет абсолютно никаких воспоминаний об этой экскурсии. Куда мы ходили, что ели – не помню совершенно ничего.
Все же это был первый опыт человеческой смерти.
Потом еще умерла бабушка, но ей было 88 лет. То есть она прожила свою жизнь до конца, как положено. А аники было двадцать.
Я стал задумываться о том, что же такое смерть. Ощущал ее совсем рядом с собой......
Но назваться «Ягами Тору» я решил не прямо тогда же, а позднее.
После того, как была создана группа SPOTS, мы собрались участвовать в конкурсе, и там нужно было написать имена участников. Наш гитарист взял себе сценический псевдоним – и я подумал, что тоже должен это сделать.
И выбрал имя «Ягами Тору».
Хотя вообще мне вспоминается, что я еще гораздо раньше начал думать о том, чтобы взять имя аники, «亨/ Тору».
Ведь мои барабаны перешли ко мне в наследство от аники, и вместе с ними словно бы передалась его последняя воля.
Думаю, прежде всего дело было в том, что я не мог принять факт его смерти.
Вас интересует, откуда взялось «Ягами»?
«Ягами» – это из-за благозвучия. Я любил Carol и Эи-чана.
Поэтому сначала мне хотелось назваться «Ядзава Тору». Но в группе Alice был гитарист с таким именем. Я подумал – нет, тогда не пойдет.
И выбрал «Ягами». Там в середине звонкий согласный, получается как раз в духе Эи-чана. А если так – то и нормально, решил я.
Так что если бы в Alice не было гитариста с таким же именем, то меня, наверное, звали бы «Ядзава Тору».
Вот такую роль сыграл аники в моей жизни: поистине огромную.
С regent'ом на голове. На стенах — постеры с Carol и Эи-чаном.
Восстанавливался я после смерти аники... постепенно. Иначе не скажешь.
Время не решает никаких проблем – но все же было чувство, что действительно нет иного выхода, кроме как довериться времени.
Когда умер аники, я учился в [последнем] третьем классе средней школы. Был май[, начало учебного года]. Но после того, что случилось, практически всю учебу я пропустил. Так как закончить среднюю школу считается обязательным, мне дали выпуститься автоматом, хотя занятия я практически не посещал.
Как бы там ни было, в старшую школу я тоже поступил. Школа «Маэбаши Икуэи».
Но провел там всего три-четыре месяца, больше не смог. И перед летними каникулами подал официальное заявление о том, что прекращаю учиться.
Это сейчас та школа специализируется на подготовке к вузам и известна тем, что из нее выходят звезды футбола. А тогда там были сплошные хулиганы с regent'ом на голове. Я подумал, что для меня нет никакого смысла там находиться. И аники в каком-то смысле меня не отпускал. В школу я перестал ходить сразу же.
По утрам садился на велосипед и делал вид, что еду туда, а сам проезжал мимо школьных ворот и отправлялся в одно помещение для клубных занятий в городе Маэбаши, где встречался с приятелями.
Мы только и делали, что болтали о всяком и слушали Carol. А когда наступал вечер, я ехал домой. И так каждый день. Никакого смысла ходить в школу я не видел.
Там пытались на меня воздействовать, говорили: «Может, все-таки постараешься?» Но я настоял на своем – «нет, хочу уйти», и им пришлось принять мое заявление.
Но и бросив школу, я продолжал в том же духе: ни работы, ничего.
Каждую ночь допоздна записывал из радиоэфира на кассету всякую всячину. Потом спал до полудня. Проснувшись, до самых сумерек упражнялся в игре на барабанах.
Да, на барабанах играл ежедневно.
Ну, с общепринятой точки зрения я был, конечно же, форменным тунеядцем.
Думаю, что и отец, и мать сильно беспокоились. Да и бабушка постоянно меня ругала.
То есть, я хочу сказать, из близлежащих домов постоянно звонили с жалобами. Типа, «потише!» «Сколько можно»! Ну да, вот так. Я же стучал целые дни напролет.
Так как на меня жаловались со всех сторон, я закрывал ставни и шторы и играл в абсолютной темноте. Хотя, скажем прямо, звукоизоляцией это все равно не назовешь.
Но своих позиций я не сдавал ни на шаг. Родителям сказал: «Извините, конечно, но давайте вы мне позволите играть до сумерек». Такой и вышел уговор.
То есть летом я упражнялся дольше, чем зимой. С наступлением темноты прекращал игру. Короче, продолжал заниматься, в точности придерживаясь уговора.
Начинал я с самоучител[ей], играл Carol и рок-н-ролл пятидесятых. От аники осталось много пластинок, в основном их я и копировал. Играл также Битлз и Юмин. Например, «Kageriyuku heya» [«Над комнатой нависла тень»] – песню того периода, когда Юмин была Араи Юми.
Еще пытался играть Иноуэ Йосуи – но барабаны Понты-сана ((прим.ред.: Мураками «Понта» Шюичи)) оказались слишком трудными, так что пришлось отступиться.
Я располагал свободным временем, поэтому слушал много разного. Пробовал играть в разных жанрах.
Видимо, в то время заложилась основа моей игры на барабанах.
Хотя это скорее была не основа, а просто манера играть сугубо по-своему. Видимо, она у меня и в инди-период оставалась примерно такой же. [??? Или "наверно, в инди-период так всегда бывает"? 多分あの頃、自分の基礎ができたんだ。基礎というか完全に自己流だけど。インディーズの頃とか、ほぼそのまんまな感じだからね。]
Но лет в двадцать, когда я начал участвовать в конкурсах любительских групп, я познакомился со многими разными людьми. И таким образом встретился с Такахаши Макото-саном из группы BOOWY.
В то время любительская музыка в Такасаки была сферой влияния людей, которые изначально играли вместе с Хотэи-саном.
И вот, по-моему, это было после выхода альбома BOOWY «INSTANT LOVE».
[Мне сказали:] «Скоро будет группа под названием BOOWY, поработаешь секьюрити» – и поставили у переднего заграждения. [Загадочный момент. Хоть бы пояснили как-то.] И хоть я и слушал спиной, но ритм был потрясающий.
Влюбился я в них моментально.
Потом я зашел туда, где они отмечали лайв. BOOWY тогда еще были независимой группой и приезжали на разные мероприятия в качестве членов жюри, а лайвы обмывали в одной сетевой изакае.
И я тогда лично попросил Макото-сана: «Когда приедете снова – пожалуйста, если будет такая возможность, поучите меня играть на барабанах». Причем Макото-сан охотно согласился на мою просьбу. Мы обменялись контактами – и через несколько месяцев он посетил мою комнату.
Хотя он скорее не учил меня, а просто дал возможность наблюдать за своей игрой. И я два часа непрерывно смотрел, как Макото-сан играет на барабанах.
Но я действительно многому научился. Я понял, насколько халтурна эта моя манера игры «по-своему», и очень серьезно об этом задумался.
После этого я полностью перестроил свои основы с самого начала – чтобы моя индивидуальная манера опиралась на них. [? ていうか、俺のドラムはなんて自己流でいい加減なんだ、ってすごく反省したよ。そこからは基礎を徹底的にやり直した。基礎があっての自己流なんだな、って。]
Когда натыкаешься на стену, то начать все с нуля – это самый быстрый путь. Он кажется самым медленным – но он самый быстрый. Я очень остро это ощутил.
Оплату за урок Макото-сан получил в виде якинику. То есть я, конечно, приготовил деньги, но он сказал: «Денег не надо. Лучше поедим на них якинику». В небольшом отдалении от Такасаки, в Курагано, есть заведение корейской кухни «Чосэн Хантэн» – и мы пошли туда, взяв с собой участников SPOTS и Юту.
Макото-сан приехал в Такасаки забрать лицензию на вождение мотоцикла, а остановился у Химуро-сана.
Мы в тот раз о многом говорили: об используемой в игре фразировке, о римшотах. Это было для меня очень полезно. За все время до той поры Макото-сан стал единственным человеком, которого я мог назвать своим наставником.
И после того, как я переехал в Токио, он продолжал проявлять по отношению ко мне большую заботу. [Такахаши Макото также посодействовал в рекламе этой книги, его отзыв вынесен на обложку, вот такой: «Ани и бурные волны его жизни!! Это биография, которую обязательно стоит прочитать!!»]
Если же вернуться к нашему дому, то комната с барабанами стала чем-то вроде места для сбора хулиганов.
На балконе дома, с приятелями того времени. Ани лежит на полу.
Я ведь жил в деревне, а там слухи разносятся быстро. Прошел слух: «Вон там живет парень по имени Такаши, он не ходит в школу, постоянно дома – и всех у себя принимает. У него можно классно провести время». И у меня тут же начал собираться народ.
В то время старшеклассникам-хулиганам из Такасаки провести время было совершенно негде. Денег у них тоже не было. Дома у Имаи и Хиде происходило то же самое: все собирались в одной комнате.
Приходило огромное количеству народу с прическами regent и в кожаных куртках. Сначала это были только мои приятели, но потом они стали приводить и своих приятелей тоже, а те – своих, и поток людей неуклонно рос.
Уже после дебюта ко мне очень многие подходили и говорили: «Ани, я когда-то в Такасаки был у тебя в гостях. Вслед за таким-то увязался и пришел. Помнишь?»
Но сам я таких вещей не помню, как ни жаль.
Ведь ко мне столько народу приходило. Но, видимо, было действительно прикольно и интересно, раз у людей это так осталось в памяти. [? Или «все были прикольные и интересные, поэтому я говорю, что хорошо помню»? でも、ウチに来たヤツは面白かったんだろうね、ちゃんと憶えてるって言うんだから。]
Каким тогда был Юта?
Юта все время был в школе. И музыку еще не играл.
Правда, он тоже начал делать первые шаги по кривой дорожке – но как раз странно было бы, если бы не начал, учитывая окружавшую его атмосферу.
А старший брат ничего не делает, не работает, только до самого вечера стучит на барабанах. Как мог на это смотреть Юта? Наверняка думал: «Дурак какой-то».
Дома, завидев меня, он мне каждый раз говорил: «Аники, целыми днями стучишь, надоело уже».
Первая группа у меня была с ровесниками в средней школе.
Называлась Shout.
Видимо, под влиянием рок-н-ролла так назвали. Эта группа была самой первой.
В Shout был один шустрый парень, у него было много друзей, которые любили рок, и вот он организовал вечеринку, на которой собрались разные группы.
Сначала он обошел заведения центральных кварталов в поисках спонсорской поддержки. Решили сделать рекламу: взнос с одного спонсора был то ли пять тысяч иен, то ли десять, точно не могу сказать. И на обратной стороне флаеров напечатали множество названий разных заведений.
На мобилизованные средства сняли одноэтажный зал в Маэбаши, "Гунма-кен Кёику Кайкан" [«Образовательный центр префектуры Гунма»]. И провели рок-н-ролльную вечеринку: продали билеты, собрали пять-шесть групп, сыграли лайв.
Так что вот. В старших классах – хоть я в них и не учился – у меня были Shout. Вне дома я играл в Shout, а дома погружался в упражнения с барабанами.
Я собирался и дальше играть в этой группе, чтобы достичь в ней громадных высот.
Но наш вокалист уехал в Токио учиться в университете, и группа распалась. Все тогда как раз заканчивали школу, то есть мне было восемнадцать.
Конечно, я был очень расстроен. Восемнадцать лет, мечты о громадном успехе с группой – и вдруг эти мечты разбиваются.
Жизнь тоже переменилась.
Я стал рабочим на арматурном заводе.
Работать меня устроил муж старшей сестры.
Меня и самого уже посещали мысли на эту тему. Как можно не работать и постоянно заниматься одним и тем же? В восемнадцать лет люди обычно заканчивают старшие классы, да и группа моя распалась. Пора было провести черту.
На этой работе я думал только о том, что хочу стать взрослым самостоятельным человеком.
Работа на арматурном заводе заключалась – вполне буквально – в укладке арматурных стержней, один к другому. А потом их надо было зафиксировать такой проволокой, которая называется «обвязочный трос». И без лишних слов продолжаешь в том же духе.
Если бы я как следует постарался на этой работе еще года два-три, то, пожалуй, вполне смог бы стать и взрослым, и самостоятельным.
Труд был физический, и по сравнению с моими ровесниками, которые устраивались на обычную работу, я получал очень хорошую зарплату. Причем тем, кто после старших классов устраивался на фабрики, платили в месяц сто тысяч иен с чем-то – а мне, как правило, двести с лишним. Потому что с надбавкой за опасность разница получалась вдвое. Кроме того, чем больше ты делал, тем больше каждый год росла зарплата.
В те годы в Такасаки был настоящий бум лав-отелей, их строили повсюду – и на этих стройках я тоже много работал. Например, отель «Йокогама» рядом с Такасаки Каннон – его строил я. По-моему, он еще существует.
Но работа, конечно, была опасная. Как-то зимой строили начальную школу в Нумате, я поскользнулся на лесах и чуть не упал с четвертого этажа. Спасся благодаря сэнпаю, который меня удержал.
Если бы я тогда упал, то, скорее всего, меня бы сейчас здесь не было.
На арматурном заводе я в итоге проработал три года.
Одновременно с этим играл в группах. Разные люди из любительских групп просили меня им помочь. Ну, просто драммеров всегда мало.
Я в разных группах играл: и в рок-н-ролльных, и в party band'ах. По будням работал на заводе, а по воскресеньям – в группах.
Была группа под названием Rocking Dynamites. [?? Странно: он только что говорил, что групп было много, а теперь фразу строит так, будто она была одна.]
Это был копибэнд, исполнявший рок-н-ролл. Много песен из 50-х.
На басу у них играл бывший участник Shout.
А ударник еще и хорошо умел петь, поэтому искал второго ударника, который мог бы его подменять.
Но иногда он возвращался к барабанам, и тогда вокалистом становился я.
Вставал по центру и пел. Что пел? «Jeanie Jeanie Jeanie» группы Stray Cats. Как пел? Ясно, что так себе!
Rocking Dynamites. Ани — крайний справа. [А то мы не узнали.]
Но надо сказать, что сам я совершенно не хотел что-то [дальше с этим] делать. Без желания обидеть остальных – но для меня это была просто забава. Нечто из сферы хобби, целиком и полностью.
Моя работа – арматурный завод, а барабаны – мое хобби.
Поэтому однажды, когда мне был двадцать один год, я решил убрать драм-сет из комнаты. Решил, что пора уже полностью посвятить себя изготовлению арматуры.
Отец спросил: «Почему это ты вдруг убираешь барабаны?» Но я в то время захотел бросить музыку и заняться наконец цивильным трудом.
И, конечно же, именно в этот момент кто-нибудь обязательно попросит помочь с группой.
Так оно всегда бывает.
Думаешь – «всё, завязываю», и тут кто-то что-то предлагает. Не успеешь подумать, что «вот, я пошел на завод, стал взрослым и самостоятельным, деньги зарабатываю, а барабаны – это хобби», как вдруг приходит человек и говорит: «Я хочу создать группу с целью выйти в профессионалы. Поможешь?»
Это был S., гитарист. Группой, куда он меня пригласил и где я начал ему помогать, стали SPOTS.
И хоть я всерьез решил, что больше не буду играть ни в каких группах – для меня вдруг снова открылась некая собственная ниша.
Сколько я живу – у меня все время так происходило.
Кто-то всегда подобным образом вдыхает в меня жизнь.
С тех пор, как умер аники, мне постоянно так кажется.
[Обманчиво простая на вид, но очень сложная для перевода концовка главы: сплошные повторы слов + многозначность глагола 生かされる: «использовать наилучшим образом/ <- - поддерживать жизнь/оживлять и т.д.»
なんか俺の人生、ずっとそんな感じなんだよね。
いつもそうやって誰かに生かされてる。
兄貴がいなくなってから、ずっとそう思ってるよ。]
_________________________________
@темы: 1977, колка дров, BUCK-TICK
-
-
12.06.2019 в 19:07-
-
14.06.2019 в 00:54Лайфхак: когда работы много, надо открыть дайри иУ него формат вышел покруче, чем два предыдущих, по-моему.
Спасибо огромное, что взялась.
-
-
14.06.2019 в 01:34-
-
14.06.2019 в 10:44-
-
15.06.2019 в 00:27Цензура Б-Т во всей красе. Скорее всего, сократил много годного, как обычно.
-
-
17.06.2019 в 06:54